Игорь Олиневич - Еду в Магадан
За неделю трижды сталкивался с симпатичной девицей с белыми косами. Из обслуги. С чего бы это такая расхлябанность контролёров? Хотя всё равно. Я уже морально не здесь. Со дня на день ожидаю этапа на «Володарку». В камере каждый ушёл в себя. Все на судах. Владимиру пришёл отказ по помилованию. Захар сказал, что «дядя Вова» рассчитывает очень сильно на применение ст.70 (меньше меньшего), но такое снисхождение нужно чем-то заслужить. Вспоминаю, как у Молчанова при ознакомлении с делом оказалась бумага о камерной разработке, не давшей результатов. По датам восстановили тот день и вспомнили, что через пару дней Владимира перевели. Сюда же и его расспросы о том, кто у анархистов главный, кто мне распоряжения отдаёт. И попытки узнать рецептуру коктейля Молотова, и подстрекательство к действиям как БГ (в книге Акунина «Статский советник»). В свою очередь, я «врубал дурачка» и вешал дятлу всякую лапшу…
В один из этих последних дней открылась дверь и в камеру вошел… полковник Орлов собственной персоной! Естественно, по мою душу. Состоялась беседа. Начальник интересовался моим настроением, отношением к предстоящему сроку. Даже выразил некоторое сочувствие. Я не верю в сентиментальных чекистов и потому ждал сути диалога. Несмотря на это, все-таки был застигнут врасплох. Орлов вдруг прямо в лоб выпалил: «А давайте к нам хакером? Вон как китайцы развернулись! Собственный ноутбук Вам дадим». Признаться, я оторопел и совсем потерялся. Тогда Орлов выдал вторую порцию: «Ну, если не хотите хакером, давайте сюда в хозяйственную обслугу. Тут хорошие условия, много преимуществ». Разрыв шаблонов, вынос мозга, тотальный шок… Неужели я где-то когда-то хоть в чем-то дал повод, чтобы предлагать мне такое? Сколько людей пало в борьбе с этой конторой? А сколько миллионов лучших представителей народа они извели?! А как издеваются над народом сейчас? И ещё рассчитывают, что я могу променять совесть на их жалкие подачки. Комфорт, возможности… Всё это у меня было, и об этой потере я не жалею. Ответил так:
— Я лучше возьму срок в лагере.
— 8 лет – это немало.
— Мне безразличен срок, буду развиваться.
— Все так говорят. Первые три года еще терпимо, а потом…
— У меня будет возможность всё узнать на практике. Наше гуманное государство предоставило мне такую возможность.
Честно говоря, так и не смог понять этих комитетских полковников. Они умеют говорить очень убедительно, когда врут. Но лгать – их профессиональная обязанность, и потому для меня так и осталось неясным, в каких словах был прагматический расчёт, а в каких – действительные суждения. Всё звучит одинаково. Орлов неоднократно заявлял, что его цель – заставить нас сомневаться. Что ж, этой цели он, безусловно, достигал. Я пришёл к выводу, что полковник КГБ – это мастер деликатных поручений: ни добавить, ни отнять. Что касается Орлова, то мне кажется, что он нас жалел. Но не стоит путать это чувство с обычной людской жалостью. Тут нечто другое. Чем-то он был похож на Крамера, того полуманьяка из фильма «Пила». Но не совсем точно. «Пила» всё-таки руководствовался этическими соображениями. Он жаждал гуманистического преображения личности в экстремальных условиях. Тут же о гуманизме речи не идёт вовсе. Наиболее подходящим персонажем для сравнения будет все-таки О’Брайн из «1984» Оруэлла: убеждённый, системный, беспощадный.
…Этап на «Володарку». Свершилось! Прощаюсь с сокамерниками, кешер в руки, шмон, формальные процедуры. Ведут к бусику. Оборачиваюсь, осматриваю это место, насквозь пропитанное страданием, горем, отчаянием. «Американка»… Когда-нибудь здесь будет музей.
21
«Володарка» – это крупные мрачные своды и длинные коридоры. Но развязные манеры ментов и зэков сразу говорят, что суровая тишина – лишь фасад. Тут муравейник, пронизанный тысячами нитей, он кипит жизнью. Получаю матрас, затем холодный душ, ожидание в отстойнике, наконец, поднимаюсь в «хату». Впечатления абсолютно противоположные тем, которые были, когда впервые передо мной открылась дверь в камеру «американки»… Кажется, что попадаешь в бендёгу[37] к гастарбайтерам. На тебя устремляются взгляды с верхних и нижних ярусов нар, из-за стола и даже с пола. 15 мужиков, мокрых от жары и духоты, сидят в одних трусах в кромешном кумаре табачного дыма. Вот теперь я в настоящей тюрьме!
4 июня – день счастья. В камере 10 шконарей, 16 человек: половина – экономические, трое наркоманов, угонщик, мошенник, нардер[38], алиментщик, убийца, бандит, политический (Казаков) – короче, Ноев ковчег. Тут движение 24 часа в сутки, тут воздух пропитан какой-то вольностью, а не только сигаретами и потом. Угостили чаем, дали почитать газету с репортажем о суде, сравнивали с фоткой: «похож – не похож». Новый ритм и атмосфера свободы оказали необычный эффект: дня три я проходил в ступоре. Так сильно отвыкаешь от крупного социума и так глубоко уходишь в себя за полгода! Мужики это подмечали, выражали сочувствие, интересовались особенностями условий «американки» и тем, как там прессовали. Старался рассказать всё как было, но чувствовал, что ряд вещей не могу передать словами. Как передать изо дня в день усиливающееся чувство ожидания издевательств? Или ощущение постоянного наблюдения за тобой? Здесь в камере были мёртвые точки для глазка, здесь был отгороженный (!) туалет, можно было побыть одному хоть немного. Нужно лишиться даже этого, чтобы понять, что значит лишение автономного пространства для личности.
Меня определили в ночную смену: с 8 утра до 8 вечера шконарь мой, следующие 12 часов – другого человека. Так и протекали дни: днём спал, ночью общался, играл в нарды и шахматы, решал свои дела. Зэковская смекалка позволила мне связаться с Сашей – настоящий подарок! Мы максимально использовали предоставившуюся возможность. В оценках событий обнаружили полное единодушие. Классно, когда есть единство и понимание, несмотря на изоляцию и тяжесть на душе. Ведь на воле далеко не всё так, как хотелось бы: хватило и потерь, и разочарований. Но что делать, как говорили легионеры, marsh or die[39].
Краткое свидание с матерью. Наконец-то мы смогли пообщаться без оглядки на комитетчиков. Узнал в относительных деталях, что происходило в течение этих шести месяцев. Как будто новый мир открылся. Вакуум создал иллюзию тишины, а на самом деле снаружи шло активнейшее движение. Плотина рухнула. Хлынул поток писем со словами поддержки и солидарности от самых разных, знакомых и незнакомых, а порой и вовсе неожиданных, людей. В такой ситуации как-то сразу наполняешься жизненной энергией, становишься гораздо сильнее.
