Нерин Ган - Ева Браун: Жизнь, любовь, судьба
Еву Браун интересовало, главным образом, американское кино. В Оберзальцберге для нее устраивались просмотры даже тех фильмов, прокат которых был невозможен в Германии по идеологическим или финансовым соображениям. «Унесенные ветром» привели ее в полный восторг, она решила, что их судьбы с героиней необыкновенно схожи, и, одевшись а'ля «самая красивая женщина Южных штатов», разыгрывала соответствующие сцены. Ева даже убедила Гитлера посмотреть этот фильм, и он под впечатлением эпизодов войны между Севером и Югом с отчетливо выраженной расистской тенденцией дал разрешение на его показ в Германии.
Какое-то время Ева говорила только о Кларке Гейбле: «Какой мужчина, настоящий герой, а какая внешность!» Она хранила у себя его фотографии и потребовала, чтобы фильм ей показывали не реже одного раза в неделю. Гитлер приревновал ее к актеру, в ярости отменил свое предыдущее указание и распорядился отослать фильм обратно на киностудию «Метро-Голдвин-Майер». Обосновал он это необходимостью экономить валюту.
Ева потребовала, чтобы для нее лично провели телефонный кабель, соединяющий квартиру на Гогенцоллернштрассе с рейхсканцелярией. Установку телефонного аппарата в спальне она объяснила отцу тем, что, дескать, постоянно должна созваниваться с Гофманом. Но Фриц Браун никак не мог понять, почему никому, кроме Евы, не разрешалось пользоваться этим телефоном и почему, услышав звонок, его дочь спешно запирала дверь или даже забиралась под одеяло.
То обстоятельство, что Ева после рабочего дня далеко не всегда возвращалась домой, также крайне возмущало родителей. Мать жаловалась обеим дочерям: «Почему Ева не говорит, где она и с кем встречается?» Отец бил кулаком по столу: «В кино — в такое время! Молодая девушка должна быть дома не позже десяти часов вечера! Что, она ночует у подруги? Ну это вы кому-нибудь другому расскажите!»
В Берхтесгадене Гитлер обычно поселял Еву сперва в отелях «Пост» или «Берхтесгаденер Хоф», а затем в расположенной неподалеку от его виллы горной гостинице «Илагтерхоф», в которой потом размещалась Центральная база отдыха американских войск в Германии.
В это время из монастырского пансионата вернулось младшая сестра и в квартире Браунов стало довольно тесно. К тому же тайные телефонные разговоры с Берлином требовали уединения. Поэтому однажды Ева неприятно поразила своих близких, заявив: «Я решила переехать в собственную квартиру, Я совершеннолетняя и располагаю достаточным количеством денег, Ильзе и Гретль могут жить у меня».
Ильзе уже о многом догадалась и отвергла предложение сестры, боясь, что ее заподозрят в пособничестве любовной связи Евы с Гитлером. Гретль же вообще еще ничего не подозревала и с радостью согласилась.
Идея поселить Еву с кем-либо из ее сестер или даже с обеими принадлежала Гитлеру. Где-то в глубине души он сохранил психологию мелкого буржуа и потому требовал внешнего соблюдения приличий. Арендную плату Гитлер тайно вносил через официального работодателя Евы и своего старого друга Генриха Гофмана. Трехкомнатная квартира, в которую Ева, согласно записи в регистрационном журнале полицейского участка, въехала 9 августа 1935 года, находилась на Виденмайерштрассе. Мебель пришлось купить в рассрочку, на стенах не висело ни одной картины, а белье и посуду Еве пришлось одолжить у матери. Для обслуживания сестер Гофман нанял пожилую венгерку.
К величайшему разочарованию своей возлюбленной, явно рассчитывавшей на нечто большее, Гитлер довольно редко появлялся у нее. Не желая, чтобы служанка или соседи случайно увидели его, он всегда приезжал очень поздно. Но даже в этих случаях большое количество полицейских, сразу же бравших дом в кольцо, привлекало всеобщее внимание, и Гитлер вскоре перестал посещать Еву.
Поэтому ей в новой, гораздо более комфортабельной квартире приходилось заниматься тем же, чем и на старой, — ждать любимого. Целыми днями она сидела у телефона, боясь пропустить его звонок.
Как-то ее родители отправились на прогулку к австрийской границе и с удивлением увидели там Еву.
«Папа, мама, какой сюрприз! Тут снимают фюрера, поэтому я тоже рядом с ним. Я непременно должна представить вас ему».
Американский юрист, также написавший книгу о Еве Браун, делает из этого инцидента некое подобие греческой трагедии. Оказывается, матери стало безумно стыдно, а отец, оправившись от неожиданности, отвел Гитлера в сторону и предъявил ему ультиматум: «Или вы женитесь на моей дочери, или…» Фриц Браун опроверг это и заверил, что все было совершенно не так. К тому же он терпеть не мог обсуждать свои семейные дела в присутствии посторонних, а уж тем более в кафе, где они встретили дочь. Франциска также заявила, что подобного рода утверждения — чистейшей воды абсурд.
Их встреча была недолгой, и Гитлер произвел на родителей Евы довольно приятное впечатление. Он говорил о том, какая сегодня прекрасная погода, сказал, что у четы Браун замечательная дочь и в заключение поцеловал Франциске руку.
Однако прошло совсем немного времени, и у Фрица Брауна открылись глаза. Узнав о подлинных отношениях между его дочерью и Гитлером, он написал письмо, представляющее определенную историческую ценность. Оно свидетельствует, что даже в условиях тоталитарного режима в Германии нашелся человек, осмелившийся открыто выступить против Гитлера. Вот текст этого письма:
Мюнхен, 7 сентября 1935 года.
Глубокоуважаемый господин рейхсканцлер!
Мне крайне неприятно обременять Вас своими личными проблемами, а именно трудностями, возникшими передо мной как перед отцом семейства.
У Вас, как у фюрера германской нации, разумеется, совсем иные, гораздо более важные, чем у меня, заботы. Но поскольку семья является пусть самой маленькой, но зато и самой надежной ячейкой, на которой зиждется благополучие, благоустроенность и достоинство государства, я чувствую себя вправе просить Вас о помощи.
Моя семья в настоящее время фактически распалась, так как две мои дочери, Ева и Гретль, переселились в предоставленную Вами квартиру, а меня как главу семьи просто поставили перед совершившимся фактом.
Конечно, я и прежде часто выговаривал Еве, когда она после работы слишком поздно возвращалась домой, ибо я считал и считаю, что молодая особа после напряженного восьмичасового трудового дня ради сохранения собственного здоровья непременно должна отдохнуть в семейном кругу.
Кроме того, я придерживаюсь, наверное, уже несколько старомодного морального принципа: дети должны покидать отчий дом и уходить из-под опеки родителей только после вступления в брак. Таковы мои представления о семейной чести. Я уже не говорю о том, что очень тоскую без моих девочек.
