Андрей Сахаров - Степан Разин
— Ведь это государь Петр Федорович. Он говорит, что имеет на себе царские знаки и нарочно сюда приехал на выручку к вам, войсковым казакам. Он мне приказал о себе сказать, с тем чтобы ты открыл о нем войсковой руки надежным людям.
С недоумением и недоверием глядел Григорий на уметчика. Задумался, улыбнулся… Потом решительно и радостно заговорил:
— Что это за диво такое? Конечно, господь нас поискал!
— Что, Гриша, — подошедший к ним Пугачев смотрел прямо в глаза казаку, — слышал ты обо мне от Ереминой Курицы?
— Слышал, сударь.
— Я, мой друг, не купец! А слыхал ты про государя Петра Федоровича? Так я и есть государь! Поезжай ты скорее в городок и скажи войсковой стороны хорошим старикам, чтоб они ко мне приезжали и не мешкали. Я избавлю их от разорения старшин и поведу на Кубань. Если они замешкаются и добра себе не захотят, то я ждать долго не буду, только меня и видели! Да смотри же, никому из старшинской стороны не сказывай, да в жене своей тоже!
— Слышу, сударь.
Закладное хотел ехать, но хозяин умета оставил его на завтрак. Поели каши, причем Григорий ел с крестьянами, а Пугачев с Ереминой Курицей — началось «возвышение», хотя и небольшое, «государя» над «подданными». После каши Григорий ускакал в Яицкий городок, где уже давно слухи о «проявившемся» императоре не давали казакам покоя, будили мечты и надежды на освобождение от сентенции и возврат вольностей.
Пугачев сделал еще один шаг по пути к цели. Объявляя себя Петром III, обещая показать «царские знаки», он делал то же, что делали многие другие самозванцы до него, и, как и они, обращался к людям угнетенным, униженным помещиками, чиновниками, командирами. Простой люд, несмотря на горький опыт предыдущих поколений, снова и снова возлагал надежды на «добрых», «хороших» правителей — защитников сирых и убогих, обиженных «плохими» советниками, вельможами и генералами. Цари и императоры, царицы и императрицы, эти богом данные милостивцы, и отмечены богом на своем месте, имеют особые «царские знаки» на теле. Народ искренне верил во все это, и самозванцы, тот же Богомолов, прямой и близкий предшественник Пугачева, показывали или обещали простым людям показать «знаки» — обычно какие-нибудь шрамы от ран, оспы или другой болезни. К ним, а не к богатым и знатным, обращались самозваные «императоры», «цари». Пугачев не раз и не два, постоянно в разговорах с казаками настаивает, чтобы они остерегались старшинской партии, говорили бы только с «надежными» людьми из «непослушной» стороны.
Нужно сказать, что не только Пугачев стремился к простым казакам, хотел опереться на них в первую очередь, их поднять на борьбу за правду и волю, но и они, в свою очередь, несмотря на первоначальный испуг, удивление, быстро находили общий язык с ним, таким же казаком, как и сами они. Несомненно, яицкие жители были рады, что наконец-то появился свет в сгустившейся вокруг них темноте, забрезжила надежда на лучшую долю.
В городке под покровом внешней тишины и уныния царило оживление и какое-то радостное ожидание. Все жили слухами и разговорами — вот-вот должно произойти что-то значительное и жизнь людей должна измениться к лучшему.
«Государь у Пьянова был в доме», — передавали из уст в уста, из дома в дом. Самого Дениса Степановича в городке не было — он бежал, как только полковник Симонов, яицкий комендант, узнав о слухах про Пугачева, приказал его арестовать. Правда, всю зиму в тюремном доме держали его жену, допрашивали, но ничего не добились. Она твердила одно: был-де у них в доме какой-то купец, уехал, купив рыбу, а что он за человек, она не знает. Казаки до поры, памятуя строгий наказ Пугачева, держали язык за зубами и говорили только с людьми «надежными».
Однако шила в мешке не утаишь. Скоро о «государе» говорили все, ждали его. Иван Никифорович Чика-Зарубин, впоследствии ближайший сподвижник Пугачева, позднее говорил (на допросе): «Мы же…, казаки войсковой стороны, все уже о том думали и дожидались весны; где ни сойдемся, говорили войсковые все: „Вот будет государь!“ И как приедет, готовились его принять».
Как видим, все были полны ожидания, нетерпения. Поскольку «государь» не объявлялся, доискаться до истины было трудно, питались слухами, предположениями: Петр III Федорович ждет лишь удобного времени, чтобы «объявиться». Об этом говорили не только в городке, но и по всем хуторам. Узнали обо всем и войсковые, военное начальство.
Представление о том, что говорили в народе о «государе», дает разговор между Чикой-Зарубиным и другим казаком, Никифором Гребневым. Никифор возвращался на свой хутор, верстах в двадцати от городка, и встретил Чику. К нему и обратился он с вопросом:
— Слышал ли ты вести?
— Какие вести?
— Вести добрые. Слышал я от Григория Закладнова, что приезжал на умет к Ереминой Курице купец, и Григорий Закладное, быв тут же на умете, с ним разговорился. И стал купец спрашивать: «Какие вам, казакам, есть обиды и какие налоги?» Закладнов рассказал ему, какие мы обиды несем от командиров наших. После того купец выговорил, что поедет на Яик для покупки рыбы; и когда из Яика возвратился назад, на умет к Ереминой Курице, то хотел прислать за Закладновым. Закладнов, оставив купца, поехал для ловли зверей, а потом купец, возвратясь, послал Еремину Курицу сыскать Закладнова. И когда тот приехал и ночевал с купцом, то зачал его спрашивать: «Скажи ты нам правду: что ты за человек?» На что купец сказал: «Ну, друг мой, господин казак, я скажу тебе сущую правду: ты меня признавай за государя; я не для рыбы вашей ездил в город, а только приглядеть ваши обряды и какие командиры делают вам обиды». Когда же Закладнов спросил: «У кого ты был в Яике?», то он сказал: «Я стоял в доме у Дениса Пьянова». Закладнов стал ему тогда говорить: «Батюшка, обиды нам делают великие: наши командиры нас бьют и гоняют, жалованье наше захватывают; тому шесть лет, как государыня нам жалованье жалует, а они незнаемо куда употребляют. А кто о жалованье станет говорить, того сажают под караул. Без государева указа в ссылку рассылают, и государыня о том не знает. У нас прежде не было пятидесятников, а теперь завелись; прежде в сотне был один сотник, а теперь все новое». Купец, поговоря с Закладновым, поехал с умета на Иргиз, сказав: «Ждите меня весной, я к вам буду». Так вот, брат, вести какие!
Такие и подобные им разговоры вели казаки по всему Яику. Правда в них перемешивается с вымыслом; главное же в слухах, которые передал Гребнев Зарубину, заключается все в той же вере, что императрица не знает о беззакониях, царящих в войске, что «объявившийся» император все исправит. Ведь он так подробно спрашивает казаков об их житье-бытье, сам «приглядывает» их обычаи и обряды; более того — специально приехал сюда, услышав об их бедах, и имеет намерение помочь им, будет для этого весной на Яике. Недаром Чика, передавая, несомненно, то, что говорили все, сообщал позже, что «государя» ждали весной и собирались его «принять».
