Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
Сравните даты письма Твардовского и внутренней рецензии Пановой.
ОНА НЕ ПОКАЗАЛА МНЕ ПИСЬМА! Несмотря на свою беспощадную литературную требовательность, своей интуицией Вера Федоровна понимала, что это грозило бы мне писательской смертью. Такой зубодробительной критики из уст САМОГО редактора «Нового мира» я бы просто не выдержал, сочинять бросил и запил бы насмерть. Уважение наше к Твардовскому было безмерно.
А все, абсолютно все его замечания по рассказу били точно в цель — ни перелета, ни недолета, ни выноса по целику!
Первую картину всемирно известный Георгий Данелия снимал по рассказу Веры Пановой «Сережа». Вторую — по моему рассказу «Путь к причалу». Сценарий для фильма мы сочиняли в Арктике на борту судна с грустным и загадочным именем «Леваневский».
Рейс был сложный и долгий. Неоднократно судно попадало в районы радионепроходимости.
Моя мама, Любовь Дмитриевна, женщина глубоко интеллигентная и не менее глубоко скромная, жила в Доме творчества писателей в Комарово. Там же жила Вера Федоровна Панова, лауреат государственных премий и вообще корифей. Кроме своих детей и литературы Панова любила преферанс. Играла она по маленькой, но всегда выигрывала. К игре относилась с чрезвычайной серьезностью. И если даже в обычной жизни подойти к Пановой было довольно страшно, то в момент, когда она, например, объявляла мизер, приблизиться к ней с каким-нибудь дурацким вопросом было уже смертельно опасно.
Мама, которая не получала от меня радиограмм уже несколько недель, зная, что Вера Федоровна в очень нежных отношениях с Данелия, решила поинтересоваться у нее судьбой арктических путешественников. На ту беду, лиса… На ту беду, Вера Федоровна хватанула на мизере пару взяток и на деликатный вопрос моей мамы, швырнув карты на стол, рявкнула:
— Какого черта! От них, видите ли, нет телеграмм! Неужели вам непонятно, что если ваш сын и грузин Данелия сошлись где-то во льдах, то это означает, что они запили не только всерьез, но и надолго?
Мама очень обиделась. Заревела. И долго рисовала на Веру Федоровну свой женский зуб.
Но!..
1. Вера Федоровна была очень близка к истине.
2. Она отлично знала психологию своего режиссера и его сценариста.
3. Все это не помешало ей рекомендовать меня в Союз писателей СССР. Ее рекомендация была ужасно длинной.
Вторую рекомендацию мне дал Рахманов. Третью я попросил у Михаила Светлова.
— А ты хороший парень, старик? — спросил Светлов так, как он умел: не поймешь — обычная шутливость или угрожающая серьезность.
— Конечно, хороший, — сказал я.
— Почему же ты пишешь сценарии для кино, старик? — спросил Светлов.
— Я больше не буду, — сказал я.
— Тогда найди мне бумажку, — сказал Светлов.
Дело происходило в номере «Европейской» гостиницы, где Светлов писал текст песни для кинофильма. Вернее, если у него бумаги не было, то он ее не писал, а сочинял: «Метет метель, и вся земля в ознобе… а вы лежите пьяненький в сугробе, и вам квитанции не надо ни на что…»
Я вырвал откуда-то клок бумаги и получил самую короткую за всю историю мировой литературы рекомендацию. Светлов нацарапал:
«Рекомендую Конецкого в Союз писателей — он хороший парень.
М. Светлов».
Мне далеко до хорошего парня, но мне всегда хотелось бы им быть больше, нежели кем бы то ни было иным. И я не боюсь говорить об этом, хотя таю на дне души те черные воспоминания о своем недобром и подлом, которые никогда не увидят света.
…Хоть для Бога мы неугодные,
Но любимые для матерей…
Где-то все они сейчас?
5
Новогодний рассказ[5]
Счастье пришло к бухгалтеру конторы по заготовке и сбыту медицинских пиявок Владимиру Федоровичу Голухатому внезапно: 24 декабря 1958 года он выиграл по денежно-вещевой лотерее мотоцикл «Иж».
Двадцать лет уже Владимир Федорович мечтал о том, чтобы носиться на фыркающем мотоцикле в облаках синего, отработанного газа. И все эти двадцать лет его супруга твердила одно и то же: «Или я — или мотоцикл!» Она чувствовала, что, если супруг когда-нибудь сядет на мотоцикл, ее власти в семье придет конец.
Больше всего Владимир Федорович боялся, что Анна Ивановна как-нибудь узнает про его выигрыш и вместо «Ижа» придется купить телевизор «КВН». Бухгалтер спрятал лотерейный билет за вешалку в передней и в страшном волнении ожидал новогоднего вечера. Он решил получить «Ижа» под самый праздник, чтобы веселая сумятица смягчила первый разговор с супругой.
«Я вам покажу! Я вам покажу, что могу не только подсчитывать балансы от сбыта пиявок!» — с угрозой думал бухгалтер, ожидая своего часа.
Когда сумерки новогоднего вечера засинили окна, Владимир Федорович облизал пальцы, испачканные сливочным кремом, который он взбивал по приказу супруги, и тихой сапой отправился в переднюю. Там он вытащил билет, сунул его за пазуху и торопливо оделся.
— Я ухожу! — громко и ненатурально весело рявкнул Владимир Федорович, заглядывая в кухню. — Я иду поздравить своих товарищей по службе… Это мой общественный долг!
— Что?! — спросила Анна Ивановна, с лязгом захлопывая дверцу газовой духовки. Бухгалтер вздрогнул и затоптался на месте, пачкая калошами половик.
Анна Ивановна выпрямилась во весь свой рост и уперла руки в бока. Это была крупная и решительная женщина.
— Не пачкай половик, — сказала она.
— Я скоро вернусь, — забормотал Владимир Федорович. — Я очень, очень скоро вернусь, Нюсенька!
— Сколько раз я просила не называть меня Нюсенькой?!
— Я скоро вернусь, — монотонно повторял Владимир Федорович, — И я натру пол, и починю выключатель в ванной, и… Это мой общественный долг, я…
Анна Ивановна некоторое время раздумывала, наблюдая за лицом супруга. Она чувствовала какое-то беспокойство. Ей почему-то очень не хотелось отпускать его, но… Долг есть долг.
— Потрудись явиться ровно через час. А на обратном пути купишь мандаринов и медведя для Клавочки. Вот деньги… Здесь должно хватить…
— Спасибо! — сказал Владимир Федорович и бросился вон из квартиры.
В магазине стоял прекрасный запах соляра, бензина и резины. Владимир Федорович вдыхал его полной грудью.
— Поздненько вы собрались, поздненько, — сказал продавец. — Впрочем… Может, вы и правы: превосходный новогодний сюрприз для жены. Поздравляю от всей души!
— Да, да, да, конечно, — говорил Владимир Федорович, сияя улыбкой, и приторачивал на багажник кульки с мандаринами и самого большого медведя, какой только оказался в универмаге «Гостиный Двор». Потом он стиснул ручки своего мотоцикла и, слегка склонившись над ним и не глядя на толпящихся вокруг людей, повел его к выходу. И люди расступались перед бледно-зеленым чудом на двух колесах. Это были особые люди — мотоболельщики. Они приходили сюда каждый день. Их не остановил даже праздник.
