Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою
Иза принесла из кухни тарелки с закусками и выслушала рассказ моего дяди еще раз.
— Ты забыл упомянуть обо мне, мой дорогой, — заметила она, обращаясь к Петеру. — Я тоже была перепугана до смерти. Я прошлую ночь глаз не сомкнула, все думала о тебе. Думала, что даже если они не арестуют тебя, то все равно каким-то образом заставят пожалеть о том, что ты вернулся в Германию.
Я хорошо помню, как в тот момент настроение дяди Петера сделалось удручающе серьезным.
— Германия или какая-то другая страна, какое это имеет значение? Я думаю, что люди вроде нас в любой стране обязательно притягивают к себе внимание полиции, — ответил он. — Жалею ли я о том, что вернулся в Германию? Думаю, что вопрос не в этом. Места для сожаления в моей душе нет, как нет и особой радости, потому что нас заставили определиться с жизненной позицией, несмотря на нежелание делать подобный выбор.
— Ты не единственный, кто оказался в таком положении, — заметила Иза. — Существует много других людей, которые не хотят делать выбор таким же образом, независимо от того, где они живут, здесь или за границей.
— Разумеется, могу себе представить, сколько немцев считают, что война — это не их дело. Тут уже нет никаких сомнений. Но со мной случай другой. Я ничего не должен Германии, как я не должен никакой другой стране. Кроме того, я не являюсь оппозиционером. Как же оправдать то, что меня насильно вовлекли в такое положение? Вы можете мне это объяснить? Настоящие подданные того или иного государству обязаны быть верны ему за определенные блага, которые они получают и надеются получать в будущем: обеспечение их личной безопасности, образование, возможность сделать карьеру, услуги здравоохранения. Со мной все обстоит иначе. Я даже не учился здесь. А что со мной будет дальше? У меня нет никаких возможностей. Я был вынужден уехать за границу. В Англию я прибыл без гроша в кармане. А почему, спросите вы? Потому что моя родная страна не смогла защитить имущество моего отца от конфискации — его забрали англичане. Если быть точным, это были ценные бумаги, которые он приобрел, честно трудясь всю свою жизнь. Поэтому после Первой мировой войны не осталось ничего, кроме этого дома. С другой стороны, я не сделал этому государству ничего плохого. Поэтому я спрашиваю вас, кто имеет право заставлять меня определяться с жизненной позицией, становиться на чью-то сторону? Кому я обязан проявлять верность?
Дядя Петер замолчал. Наш разговор принял серьезный оборот. После паузы он добавил более спокойным тоном:
— Я тщетно пытался оставаться в стороне от происходящего, от этого шовинистического соперничества европейских стран. Европа так и не повзрослела. Можно ли представить себе что-то более инфантильное, чем страны, ведущие войну?
Хотя точка зрения Петера показалась мне интересной, однако тогда я еще не до конца понимал истинную ее суть. Я уже был безоговорочно предан идее долга перед отечеством. Кроме того, многое было мне неясно, но я счел за лучшее не затягивать разговор. В противном случае он грозил перерасти в бесконечную и, возможно, малоприятную дискуссию.
Грета также была настроена прекратить нашу беседу.
— Мы не можем слишком долго оставлять ребенка одного, — сказала она, намекая, что им пора идти. Они оставили свою маленькую дочурку дома вместе с домохозяйкой. Петер, судя по всему, также хотел поскорее распрощаться с нами.
— Увидимся завтра? — спрашивает он меня.
— Боюсь, что нет. Я уезжаю сегодня вечером в Харденбург. Еду вместе с Филиппом. Филиппом фон Бургдорфом. Ты встречался с ним четыре года назад, помнишь?
— Да, помню! — восклицает Грета. — Это ведь тот юноша, что жил по соседству? Как он поживает?
— Прекрасно. Он только что закончил офицерское училище в Брауншвейге. Сейчас едет домой в отпуск и будет ждать новое назначение.
— Офицерское училище в Брауншвейге? Так, значит, он будет офицером войск СС? — испуганно спрашивает Петер, зная, что другого училища в городе нет.
— Совершенно верно. Он перевелся в войска СС в прошлом году.
— Ты хочешь сказать, что заставили туда перевестись? Не могу себе представить человека, который добровольно согласился бы якшаться с этими типами.
— Он как раз таки добровольно перевелся.
Покачав головой, Петер сказал:
— Пожалуй, мне сильно не хватает образования, чтобы понять, что сейчас здесь происходит.
Я проводил их до дверей.
Снова поднимаясь по лестнице к квартире тети Изы, я обдумывал недавний разговор. Что имел в виду Петер, говоря о том, что его заставили сделать выбор, определиться с жизненной позицией? Неужели существовали какие-то другие формы давления, кроме экономических трудностей?
Тетя Иза удивилась, узнав, что я не в курсе обстоятельств возвращения Петера в Германию. Это случилось в конце 1940 года, когда он подал прошение о продлении паспорта. При этом он не подозревал, что его ждет. Сначала сотрудники британского посольства очень любезно встретили его, но лишь спустя несколько месяцев Петер понял причину их благожелательности. Однажды ему дали понять, что проблему получения паспорта можно существенно облегчить, если он проявит понимание и готовность к сотрудничеству. Наконец он понял истинное намерение сотрудников посольства: ему предложили работать на британскую разведку. Поскольку он по происхождению был немцем и свободно владел несколькими иностранными языками, Петера сочли подходящей кандидатурой для выполнения разведывательных заданий в годы войны. Ему предложили перебраться вместе с семьей в Англию и обещали оплатить расходы по переезду. Как бы извиняясь, они добавили, что Грета и их дочь будет помещены в лагерь для интернированных лиц «из соображений безопасности». Петер отказался и в результате лишился всех шансов на возобновление британского паспорта. После этого он обратился в посольство Германии с просьбой о выдаче немецкого паспорта. Там его также встретили благожелательно, обрадовавшись, так сказать, возвращению блудного сына, но так же поставили перед ним условия. Пообещали выдать паспорт в конце года, но для этого он должен вернуться в Германию как можно быстрее.
Мне стало жаль Петера и Грету, им нелегко пришлось в последнее время.
— Они, наверное, чувствуют себя так, будто странствуют по ничейной земле, — сказал я. — Почему бы нашим соотечественникам не использовать их в Швеции, нейтральной стране? Такой человек, как Петер, вполне пригодился бы там. Мы ведь получаем из Швеции много железной руды, верно?
— Он, конечно же, пытался заняться чем-то подобным. Но, насколько я понимаю, предпочтение отдается соотечественникам, сторонникам партийной линии или тем, кому можно доверять, — сказала Иза.
