Александр Конрад - Дневник
41
30 мая (12 июня) Альбанов в дневнике замечает: «…Сегодня полуденная высота солнца дала широту 82°, а теперь, когда я пишу этот дневник, мы уже, должно быть, пересекли 82 параллель. Странное дело: на моей карте северная оконечность Земли кронпринца Рудольфа нанесена на широте 82° 12'. Следовательно, теперь, когда широта наша 82°, я нахожусь от этой земли или к востоку, или к западу, но вероятно, что западнее… Нас сносит на запад, это я могу видеть и по моему никуда не годному хронометру, и по господствующим ветрам, и по направлению выпущенного в воду линя.
У меня на карте на Земле Рудольфа нанесены две вершины более чем по 1200 фут. Если бы эти вершины были нанесены у меня правильно, то я их должен был бы увидеть более чем за 35 миль. Однако я ничего похожего на землю не вижу. …Надо внимательнее смотреть на горизонт. Чтобы хоть чем-нибудь заинтересовать своих апатичных спутников и заставить их лишний раз ночью подняться на высокий ропак, посмотреть на горизонт, я сегодня за чаем объявил им, что первый, увидевший землю, получит премию в 25 рублей».
42
В этот день Альбанов в дневнике написал: «Нас очень быстро подает на юг. Меня смущает одно обстоятельство, о котором я стараюсь умолчать перед своими спутниками. Если лед так быстро идет на SSW, то значит, там „ничто" не преграждает ему путь. А ведь это „что" ни более, ни менее, как острова, к которым нам следует стремиться. Ведь если мы радуемся нашему быстрому дрейфу, то только ради этих островов. А их-то, по-видимому, и нет там, куда движется лед. Будь этот быстрый дрейф, когда мы были много севернее, он ничего не принес бы мне, кроме радости, так как благодаря ему мы подвигались бы ближе к земле. Но теперь, когда мы, достигнув широты Земли Франца-Иосифа, продолжаем быстро двигаться на юг и, тем не менее, не видим и намека на острова, становится ясно, что нас проносит мимо этой земли».
43
2 (15) июня Альбанов продолжал размышлять о своем местонахождении: «Мы должны быть на западную сторону Земли Франца-Иосифа, где-нибудь к северу от Земли Александры. Только бы нам не быть слишком западно, где-нибудь между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Тогда будет наше дело хуже: можем „промазать" мимо Земли Франца-Иосифа и не попасть на Шпицберген». Как показали дальнейшие события, Альбанов был прав, считая, что они движутся в сторону Земли Александры.
44
В этот день Альбанов в первый раз заметил смутные контуры земли. Вот как описал он в дневнике этот волнующий момент: «Около 4 часов, при мглистом горизонте, на OSO от места нашей стоянки, я увидел „нечто". Не могу сказать наверное, что это такое. По крайней мере, землю я не так представлял себе. Это были два белых или даже розоватых облачка над самым горизонтом. Они долго не меняли ни формы своей, ни места, пока их не закрыло туманом. Не понимаю, что это такое; я даже ничего не говорю про виденное мною своим спутникам. Слишком часто приходилось нам ошибаться за два месяца нашего скитания по льду и принимать за землю и облака, и отдаленные торосы».
45
В дневнике Альбанова запись за 9 (22) июня почти полностью посвящена описанию увиденной им накануне вечером земли. При этом штурман сетовал на своих спутников: «…Спутники мои не замечают земли, не замечают и моего волнения. Я и премией, назначенной за увиденную землю, не могу заинтересовать их. По-старому большинство их апатичны, малоподвижны и вместо наблюдений за горизонтом предпочитают или спать, или, забравшись ногами в малицы, заниматься охотой за „бекасами"». («Бекасами» Альбанов называет насекомых, которыми кишела одежда всех путешественников после двух месяцев пути.)
46
В записи, датированной этим же числом, Альбанов с возмущением констатировал: «Вчера была обнаружена пропажа 7 фунтов сухарей. Заметить такую пропажу у нас не трудно, так как все сухари зашиты в одинаковые фунтовые мешки. Такого мешка нам хватает на два дня. Подобные пропажи, но в меньшем размере, я замечал и раньше, и надо ли говорить, как они меня огорчают, даже раздражают. Объявил, что за пропажу будут отвечать все, так как я буду принужден уменьшить порции. Но если я кого-нибудь поймаю на месте преступления, то собственноручно застрелю негодяя, решившегося воровать у своих товарищей, находящихся и без того в тяжелом положении». В дневнике Конрада об этом событии нет даже упоминания.
47
12 июня Альбанов в дневнике писал об этом событии: «Во время одной из переправ случилось несчастье, иначе я не могу назвать потопление одной из двух имеющихся у нас винтовок „ремингтон". Утопил Луняев с помощью Смиренникова. Это разгильдяйство, нерасторопность страшно возмутили меня. … Это уже второе ружье, утопленное моими разгильдяями за время нашего пути по льду. Осталась только одна винтовка, для которой у нас еще много патронов. Маленькую магазинку считать нечего, так как для нее осталось не более 80 патронов. Остаться же в нашем положении без винтовки вряд ли захотел бы здравомыслящий человек. Кроме упомянутых двух оставшихся винтовок, мы имеем еще дробовку-двустволку, но ее нельзя назвать серьезным ружьем там, где из-за каждого ропака можно ожидать увидеть медведя».
48
В этот же день Альбанов записал: «Выйдя на тонкий лед, Конрад, шедший в передних нартах, внезапно провалился в лунку, сделанную тюленем и занесенную снегом. Провалился основательно, запутался в лямке и его прикрыло нартами. Все бросились на помощь, обрезали лямку, оттащили нарты и выволокли Конрада, промокшего до нитки и хлебнувшего даже воды. Пришлось ставить палатку и отогревать утопленника». Автор записок, видимо, постеснялся привести данный эпизод.
49
В своем дневнике Конрад полностью опустил событие, произошедшее вечером 16 (29) июня. Вот что писал об этом Альбанов: «Вчера вечером два человека, фамилии их называть не буду, вызвались утром, часа в 4, отправиться на поиски дороги и попросили взять с собою, по обыкновению, на всякий случай сухарей. Это у нас всегда было принято делать для предосторожности. Утром я проснулся в половине четвертого и разбудил разведчиков, после чего опять заснул. Проснувшись к завтраку, я узнал, что разведчиков еще нет. В 12 часов дня я уже начал беспокоиться, и мы решили пойти по их следам на поиски…. Когда мы стали собираться на поиски, то они обнаружили очень неприятный сюрприз: оказалось, что разведчики взяли с собой пару лучших сапог Луняева, почти все теплые вещи, принадлежащие Максимову, мешок сухарей весом в 23 фунта, двустволку и все, около 200 штук, дробовые патроны. Я бросился к своему каяку и увидел, что они взяли еще дюжину коробок спичек, бинокль, единственный имеющийся у нас, очень полезный, так как при нем был маленький компасик, и запаянную жестяную банку с почтой и документами всех нас. Не забыли „разведчики" прихватить и единственные наши карманные часы, принадлежащие Смиренникову. Одним словом, наши товарищи снарядились основательно. Взяли они и мои очень хорошие лыжи, оставив мне взамен их ломаные. В общем, никто из нас не был обижен, никто не забыт. Не могу описать нашего негодования при этом открытии. Все порывались сейчас же бежать на лыжах в погоню за ворами, и если бы теперь их удалось настигнуть, то безусловно, они были бы убиты. Но я остановил пылких товарищей по несчастью. Остановил не потому, что жалел ушедших, а потому, что погоня была бы бесполезна».
