Иосиф Лаврецкий - Эрнесто Че Гевара
Что же делал в эти суровые для Гватемалы дни Эрнесто Гевара? Он, как и все противники американского империализма, горит желанием взяться за оружие и сражаться в защиту режима президента Арбенса. Он призывает создать ополчение, вооружить трудящихся, принять решительные меры против реакционеров, готовивших переворот. Но его призывы, как и подобные же призывы других трезво мыслящих людей, не находили отклика. Арбенс надеялся, что ему удастся справиться с наемниками силами армии, он верил в преданность ему офицерского корпуса.
«Эрнесто, — вспоминает Ильда, — просит, чтобы его отправили в район боев, но никто на него не обращает внимания. Тогда он пристраивается к группам противовоздушной обороны города, помогает им во время бомбежек, перевозит оружие…»
Эрнесто не гнушается никакой работы. «Вместе с членами организации Патриотическая молодежь труда, — свидетельствует Марио Дальмау, — он несет караульную службу среди пожаров и разрывов бомб, подвергая себя смертельной опасности».
Этот молодой аргентинец, призывающий гватемальцев сражаться против американского империализма, не может не попасть в поле зрения шпионов ЦРУ, следящих за развитием событий в гватемальской столице. Американская охранка заносит его в список «опасных коммунистов», подлежащих ликвидации сразу же после свержения Арбенса. Аргентинский посол, узнав об этом, поспешил в пансион «Сервантес» предупредить своего соотечественника о грозящей ему опасности и предложить ему воспользоваться правом убежища в посольстве. Когда Кастильо Армас вошел в Гватемалу, Эрнесто поселился в аргентинском посольстве, где нашли убежище аргентинцы, кубинцы и некоторые гватемальцы, сочувствовавшие Арбенсу. Вся эта публика разделилась на две группы: «демократов» и коммунистов. Эрнесто без колебания примкнул к последним, хотя и не являлся членом компартии.
Аргентинский посол предложил Эрнесто вернуться на казенный счет в Аргентину. Но у Гевары не было никакой охоты возвращаться в Аргентину Перона. Лучше он поедет в Мексику, куда уже направились его кубинские и другие латиноамериканские друзья, которые готовы продолжать борьбу, не теряя надежды одержать победу в другом месте. А пока есть такие буйные головушки, верящие, что невозможное станет возможным, не все еще потеряно.
Гватемальские события оставили глубокий след в сознании Че, он политически возмужал в те считанные дни, когда решалась судьба правительства Арбенса. Он еще раз убедился, что главный враг, коварный и жестокий,— это американские империалисты, что они используют антикоммунизм и антисоветизм для прикрытия своих преступлений, что ЦРУ и Пентагон располагают надежной агентурой в армейских кругах, что подлинная народная революция обязана эту военную машину сломать, заменить народной армией, что, наконец, необходимо вооружить народ, ибо только сражающийся народ может добиться успеха в борьбе с империализмом.
Эта эволюция Че не прошла незамеченной для американской агентуры. Впоследствии, когда американская охранка стала составлять досье на сподвижников Фиделя Кастро, сражавшихся в горах Сьерра-Маэстры, для нее было совершенно очевидно, что в лице Эрнесто Че Гевары она имеет революционера с «гватемальским» стажем.
В апреле 1958 года аргентинский журналист Хорхе Рикардо Масетти посетил бойцов Фиделя Кастро в горах Сьерра-Маэстры. Среди других он интервьюировал Че. Масетти спросил своего соотечественника, насколько оправданы слухи «о коммунизме» Фиделя Кастро. Че ответил:
— Фидель не коммунист… Это мне в первую очередь приписывают коммунизм. Еще не было такого американского журналиста, который, поднявшись в горы, не стал бы расспрашивать меня о моей деятельности в рядах Гватемальской коммунистической партии, — они считали доказанным, что я состоял в коммунистической партии этой страны только потому, что я был и остаюсь решительным поклонником демократического правительства полковника Хакобо Арбенса.
— Ты занимал какой-нибудь пост в правительстве? — продолжал свой «допрос с пристрастием» Масетти.
— Нет, никакого. Но когда началось североамериканское вторжение, я попытался собрать группу таких же молодых людей, как я сам, чтобы дать отпор «фруктовым» авантюристам. В Гватемале надо было сражаться, но почти никто не сражался. Надо было сопротивляться, но почти никто не хотел этого делать.
После победы кубинской революции Че неоднократно в выступлениях, письмах вспоминает свой «гватемальский период». В одном из таких выступлений в 1960 году Че говорил:
— После долгих странствий, находясь в Гватемале, Гватемале Арбенса, я попытался сделать ряд заметок, чтобы выработать нормы поведения революционного врача. Я попытался разобраться, что же необходимо для того, чтобы стать революционным врачом. Но тут началась агрессия, агрессия, которую развязали «Юнайтед фрут», госдепартамент, Джон Фостер Даллес — в общем-то это одно и то же, и их марионетка, которую звали Кастильо Армас — звали!.[13] Агрессия имела успех, ибо гватемальский народ еще не достиг тогда той степени зрелости, которой достиг сегодня кубинский народ, и в один прекрасный день я покинул, вернее — бежал из Гватемалы… Вот тогда я понял главное: для того чтобы стать революционным врачом, прежде всего нужна революция. Ничего не стоят изолированные, индивидуальные усилия, чистота идеалов, стремление пожертвовать жизнью во имя самого благородного из идеалов, борьба в одиночку в каком-нибудь захолустье Америки против враждебных правительств и социальных условий, препятствующих продвижению вперед. Для того чтобы сделать революцию, необходимо иметь то, что есть на Кубе: мобилизацию всего народа, который, пользуясь оружием и опытом единства, достигнутого в борьбе, познал бы значение оружия и значение народного единства.
Только ли революционный врач нуждается в народной поддержке? Вовсе нет. Любой борец за народное счастье может чего-то достигнуть, только если он участвует в борьбе всего народа, если он борется за единство действий всех сил, выступающих против империализма и всяческого гнета. Именно об этом Че писал в том же году одному своему корреспонденту в США: «Мой опыт в Гватемале Арбенса, который смело ополчился против колониализма, но стал жертвой агрессии североамериканских монополистов, привел меня к одному существенному выводу: чтобы быть революционером, в первую очередь необходимо наличие революции».
Боливийская революция застряла на половине пути, гватемальская революция потерпела поражение, но настоящая революция еще впереди, и встреча с нею близка…
