Василий Абрамов - На ратных дорогах
К составу прицепили небольшой паровозик. Машинист заявил:
— Повезу вас прямо в раскрытую пасть врага. Буду двигаться медленно. Если начнется обстрел, сразу же выскакивайте из вагонов.
Эшелон медленно втянулся на железнодорожный мост через Западную Двину. От паровоза вдоль поезда широкой огненной струей несутся искры. Мы ждем: вот-вот в нас полетят снаряды. Но все обошлось благополучно, Отряд быстро выгрузился, и эшелон ушел.
Проводники повели к рубежу напрямик. Ночь темная, местность неровная, изобиловавшая песчаными холмами. Полтора километра показались всеми пятью.
Наконец старший проводник тихо доложил;
— Пришли!
К этому времени рассвело. Огляделся. Вправо и влево от нашего рубежа тянется гряда холмов, впереди деревня, левее проходит железная дорога. Проводник предупредил, что вечером в деревне была разведка противника.
Взвод Петрунькина занял оборону далеко на левом фланге. У Петрунькина резонный вопрос:
— Телефона у нас нет, посыльному далеко бежать. Как будем держать связь с вами?
— Сигналами, как у Диены. Надевай фуражку на штык и действуй. А будет плохо фуражка видна, карту можно поднять.
Пошли мы с Петрунькиным от отделения к отделению. Командир поторапливал:
— А ну, друзья, пошевеливайся! Окапывайся глубже… С гордостью глядя на своих людей, доложил:
— У меня во взводе создана ячейка сочувствующих партии большевиков. Почти половина бойцов записалась. Видите, как все работают?
К восходу солнца взводы были разведены по своим местам. Фронт широкий — оборона жидкая. Не особенно беспокоило, что левый фланг совсем открыт. До ближайшего соседа здесь с десяток верст.
Закончив обход позиций, вернулся на командный пункт. Он на холмике, шагах в двухстах от переднего края и несколько ближе к левому флангу. Прав Петрунькин, далековато он от нас. Я решил в случае чего поддержать его кавалерийским взводом и пулеметами.
Справа донеслась артиллерийская пальба, там шел бой. Скоро и у КП разорвался первый снаряд, за ним второй. Начался обстрел всего нашего участка.
Из деревни вышел дозор, за ним — рота противника. Стоявший на правом фланге станковый пулемет, подпустив роту поближе, обстрелял ее. Белополяки рассыпались, прижались к земле, затем стали отходить перебежками.
Первая маленькая удача подняла настроение людей. Слышались голоса:
— Быстрей, быстрей, паны!
— Вон как драпают! Подходи еще, угощу как надо!
Около полудня противник возобновил артиллерийский обстрел. Со стороны деревни цепью двинулся батальон. Когда до него осталось с версту, открыли огонь четыре наших пулемета. Цепь залегла. Пробовала подняться, но пулеметы снова прижимали ее к земле. Ничего не добившись, противник опять отошел.
Подступала ночь. Тактика врага не изучена, и я не знал, попытается ли он наступать в потемках. Выставив вперед надежное боевое охранение, остальным разрешил спать и сам лег. Сон охранял ординарец А. Ермаков. Едва я проснусь, он укладывает снова:
— Спите. Все спокойно.
Новый день обещал быть солнечным и теплым. Вернулись связные от правого соседа, доложили, что накануне он успешно отразил все атаки.
Когда солнце поднялось, Ильенков заметил вдали приближающийся со стороны противника дымок:
— Смотрите, поезд на Двинск идет.
Странно! Неужели белополяки решили повторить то, что мы осуществили в четырнадцатом году? Тогда под Варшавой эшелоны с сибирскими стрелками подавались почти к передовой. Сибиряки выскакивали из теплушек, рассыпались в цепь и с ходу шли в атаку. Такой маневр не только остановил Гинденбурга, но и нанес ему поражение, заставил отступить.
Но вот послышался орудийный выстрел. Оказывается, на нас шел бронепоезд. Мне не приходилось иметь дело с такими подвижными крепостями, но было ясно, что бронепоезд представляет большую опасность для отряда. Низкие песчаные холмы могли укрывать нас только от наблюдения, но не от огня с высокой насыпи.
Очевидно, бронепоезд пока что только разведывал путь. Выпустив с десяток снарядов, он ушел.
— Что будет, если белополяки начнут наступать с фронта, а бронепоезд зайдет к нам в тыл? — спросил у меня Бедик.
— Я уже думал об этом. Перспектива, что и говорить, неприятная.
— Разрешите мне, товарищ командир, подобрать несколько человек и разобрать железнодорожное полотно, — попросил помощник.
— А кого возьмете?
— Мы с Лацисом уже посоветовались. Если не возражаете, он вызовет из взводов нескольких коммунистов.
Я согласился. Только предложил Бедику взять для прикрытия отделение с пулеметом.
Бедик добрался до ближайшей сторожки путевого обходчика и достал там инструмент для разборки рельсе. Прошло часа полтора. Петрунькин подал сигнал о появлении противника. На его взвод наступало до роты пехоты.
И тут снова показался бронепоезд. Не открывая огня, он миновал место, где останавливался в первый раз, и скрылся между холмами. Через несколько минут оттуда донеслась пулеметная стрельба.
Посыльный, прибывший от Бедика, сообщил, что группе удалось разобрать путь на ближайшем мостике. Отделение замаскировалось в окопе и, когда из бронепоезда высадилась ремонтная бригада, обстреляло ее.
Через некоторое время, усиленно дымя, поезд опять вынырнул из-за холмов и, обстреляв нас, убрался к себе в тыл.
Ночь прошла спокойно. Рано утром на следующий день (Это было 27 августа) в расположение отряда приехал комиссар дивизии Верховский. Он выслушал доклад, одобрил наши действия, затем сказал:
— Противник старается охватить правый фланг. Чтобы избежать опасности, дивизия начинает отход к Двинску и займет оборону на его подступах. Вам надлежит отойти к хутору Покронишки и задержать там белополяков хотя бы до двенадцати часов дня. Это даст нам возможность закрепиться на новом рубеже. После двенадцати можете уходить самостоятельно. Вас встретят и укажут новое место.
Комиссар уехал, а отряд, скрытно оставив окопы, направился к хутору.
Осмотрев местность, я сразу понял ее преимущества. Хутор располагался на возвышении у скрещения двух глубоких и широких балок, уходящих влево. Справа от него раскинулось ровное поле, заканчивающееся болотом. Позади хутора — шоссе, проложенное по хвойному лесу. Перед лесом несжатый хлеб, что очень удобно для последующего отхода.
В центре хутора стоял двухэтажный каменный дом, окруженный густым садом. Рядом — несколько деревянных одноэтажных домиков, три скотных двора и два сарая. Настоящая крепость, труднодоступная для пехоты.
С чердака большого дома открывался великолепный обзор. Подход противника теперь будет виден за три — пять километров.
