Вадим Бакатин - Избавление от КГБ
В приказе от 25 сентября содержалось указание моим заместителям, начальникам главных управлений, самостоятельных управлений и отделов КГБ проработать заключение комиссии с руководящим и оперативным составом, принять меры, исключающие впредь подобное. Председателям КГБ республик, начальникам УКГБ по краям и областям, где было начато служебное расследование действий должностных лиц органов госбезопасности в дни путча, предписывалось в кратчайшие сроки завершить расследование, подвести его итоги, не допуская при этом расправы и сведения счетов, имея в виду, что основную ответственность должны нести не исполнители, а руководящий состав.
По мотивам расследования на местах были отстранены от должности руководители УКГБ по Амурской, Брянской, Вологодской, Иркутской, Минской, Новосибирской, Псковской, Самарской, Саратовской областям, Приморскому краю, занимавшие в период переворота, мягко говоря, двойственную позицию.
Заключение комиссии Олейникова было передано в Государственную комиссию и Генеральному прокурору РСФСР Валентину Степанкову.
Кадровые перетряски в высшем эшелоне на этом в основном закончились. Работу следовало продолжать, но на первый план вышли вопросы уже иного уровня — организация и проведение всего комплекса реформ системы органов безопасности страны.
Не могу сказать, что уже с первого дня, как я обосновался в кабинете на Лубянке, у меня существовала стройная, законченная концепция реформы Комитета госбезопасности. Хотя понимание общей направленности перемен, конечно, было. Детали отшлифовывались постепенно. В многочасовых встречах с названными и неназванными сотрудниками Комитета всех уровней. В ходе совещаний с руководителями КГБ республик. В беседах с представителями комиссии Степашина. В разговорах с видными государственными и общественными деятелями, представителями спецслужб зарубежных стран.
По сути, в принципиальном плане выбор предстояло сделать из трех мыслимых вариантов.
Первый вариант — пойти по радикальному — восточно-германскому или чехо-словацкому пути. То есть упразднить КГБ, всех уволить и потом набирать новые кадры во что-то новое. Должен сказать, что у этого варианта почти не было сторонников даже среди наиболее радикально настроенных политиков и теоретиков. Я тоже не считал этот путь возможным или рациональным.
Конечно, лишь одним субъективным решением можно в момент развалить всю систему госбезопасности. Но цена этого шага была бы куда больше, чем любая, даже самая серьезная ошибка, скажем, в экономической политике. Экономика функционирует по объективным законам, и, даже наделав глупостей, можно надеяться на ее самовосстановление — на основе рыночных закономерностей, свободного предпринимательства и так далее. В сфере безопасности ошибка может обойтись дороже. Сами по себе структуры, ее обеспечивающие, на создание, выработку механизмов деятельности, подготовку кадров которых ушли даже не десятилетия, уже не восстановятся. Для их воссоздания на голом месте потребуются новые политические решения, уйма времени и средств. Да, КГБ СССР был плох, но лучшего не было, а проблемы обеспечения безопасности (понимаемой, конечно, в общепризнанном смысле) никуда не исчезали. Следуя первому варианту, мы создали бы просто вакуум безопасности суверенных республик, на что я пойти не мог. Да и мандата у меня такого не было.
Второй вариант, который тоже в принципе был не исключен, особенно если бы КГБ возглавил человек, вышедший из недр этого ведомства, сводился просто к наказанию прямых участников путча и небольшому косметическому ремонту. Следуя этому варианту, КГБ сохранил бы все свои функции, и общество никогда не было бы застраховано от того, что эта мощная организация вновь не будет использована будущими нечистоплотными политиками для удушения гражданских свобод и выступления против власти.
Я пошел по третьему пути — сделать так, чтобы КГБ не представлял угрозы для общества, не допуская при этом развала системы государственной безопасности. Мой вариант был вариантом реформ, а не разрушения. При этом я руководствовался идеей, которую в общефилософском плане блестяще сформулировал французский мыслитель Блез Паскаль: «Справедливость, не поддержанная силой, немощна; сила, не поддержанная справедливостью, тиранична. Бессильной справедливости всегда будут противоборствовать, потому что дурные люди не переводятся, несправедливой силой всегда будут возмущаться. Значит, надо объединить силу со справедливостью, и либо справедливость сделать сильной, либо силу — справедливой».
Конечно, любая реформа служб безопасности в идеале должна была базироваться на новой концепции безопасности Союза и суверенных республик. То есть теоретически структура и функции спецслужб должны органично вытекать из тех потребностей в обеспечении безопасности, которые сформулированы на уровне высшего политического руководства. Одна из наших бед, к сожалению, далеко не единственная, заключалась в том, что такой концепции у лидеров СССР и республик в тот период просто не было. Различные проекты, которые готовились в прежние месяцы группами экспертов в недрах Совета безопасности или Верховного Совета СССР, отвергались другими группами экспертов. А главное — отвергались временем, опровергались стремительными изменениями в политической обстановке, прежде всего — во взаимоотношениях Центра и республик. Может быть, и не трудно написать инструкцию по безопасности парового котла, но кому она нужна, когда сам этот котел уже взлетел в воздух.
Таким образом, реформа КГБ не диктовалась каким-то четким «государственным заказом» с союзного или российского политического Олимпа.
С первых дней пребывания в КГБ я дал поручение аналитическим подразделениям разработать проект собственной концепции, отражающей видение параметров безопасности в совершенно новой внутри- и внешнеполитической обстановке. Но работа эта затянулась. Действовать приходилось, исходя из собственного понимания и прежде всего опираясь на советы профессионалов.
На протяжении десятилетий руководство СССР исходило из того, что для решения проблем безопасности необходимо прежде всего гарантировать страну от угрозы извне, обеспечить единомыслие в обществе, и проявляло готовность заплатить любую цену для решения этих задач. Понятие «государственная безопасность», официально появившееся в 1934 году, отражало господствующую точку зрения о приоритете государства над интересами общества и правами отдельной личности. В результате главную угрозу обществу создавал выход государства за рамки своих функций, когда оно вмешивалось в личную жизнь человека. Но что это составляет угрозу, не могло даже в голову прийти органам ГБ, озабоченным все большим и большим расширением контроля над людьми и поиском доказательств все более коварных «происков империализма».
