Поль Шакорнак - Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн
Меры, принятые д’Аффри, все его передвижения заняли несколько дней, что дало время графу Сен-Жермену раскрыть замысел Шуазеля, благодаря единственному оставшемуся ему верным другу, Бентинку ван Руну.
Как только Бентинк узнал о депеше Шуазеля, он отправился к Великому Пенсионарию Штейну и сказал следующее: "Граф приехал в эту страну как всякий иностранец, поверив в то, что закон защищает его, уверенный в своей безопасности, как любое гражданское лицо. Нельзя обвинить графа в каком-либо проступке, заслуживающем того, чтобы какой-нибудь правитель отказал ему в защите, а право убежища считается в Голландии священным". Великий Пенсионарий согласился с ним, но проявил большое беспокойство по поводу реальных чувств Шуазеля307.
Затем Бентинк отправился к Секретарю, Фажелю, в сопровождении Штейна. Секретарь сообщил, что он посоветовал д’Аффри обратиться напрямую в Генеральные Штаты; однако он сомневался, чтобы эти господа согласились выдать графа Сен-Жермена308.
Узнав, с другой стороны, что д’Аффри дважды встречался с представителем Англии — Йорком, Бентинк решился обратиться и к нему, даже если его уже предупредили. И действительно, при одном упоминании о графе Йорк изобразил на лице высокомерное и строгое выражение и ответил грубо, что он будет очень рад, когда увидит графа Сен-Жермена в руках полиции. Господина Бентинка такая выходка со стороны человека, считавшегося бывшим другом графа Сен-Жермена и даже поддержавшего его в демаршах, несколько удивила, и он повторил Йорку свою точку зрения на арест графа, стараясь при этом не обидеть английского представителя. Йорк остался при своем мнении, сказав, что он умывает руки и отказывается выдать паспорт для графа. Поскольку Бентинк настаивал. Йорк в конце концов признал, что если сам господин Бентинк ван Рун от своего имени запросит этот паспорт, он, как английский представитель, не сможет ему отказать, в силу официального положения последнего. Бентинк заметил лорду, что д’Аффри сможет причинить им много неприятностей, которых можно было бы избежать, если дать графу Сен-Жермену возможность покинуть Голландию. Аргумент подействовал309, и Йорк велел принести бланк для паспорта. Он подписал его и вручил Бентинку. Таким образом, граф мог покинуть Голландию под своим именем, или под каким угодно, и избежать преследования Шуазеля310.
Возмущенный предшествующей сценой Бентинк все же унес паспорт и отправился к графу Сен-Жермену, который жил с недавних пор в гостинице "Маршал Тюренн". Граф очень удивился, "не столько приказу Шуазеля, сколько тому, что д’Аффри стал его исполнять"311. Граф высказал несколько возражений, его друг их отклонил, сказав, что времени мало и что должен отправиться немедленно, от этого зависела его безопасность. На сборы, однако, оставалось время до утра, поскольку, даже если д’Аффри намеревался предпринять что-либо, он не смог бы этого сделать раньше 10 часов.
Осознав серьезность ситуации, граф отправился к еврею Боасу, занял у него две тысячи форинтов под залог трех опалов312 и вернулся к Бентинку. Они обсудили способы выезда из Голландии и место, куда графу отправиться. Сошлись на Англии. Как раз на следующий день отправлялся корабль из Хеллевутслуиса313 в Харвич. Поскольку слуги графа не знали ни голландского языка, ни дороги, Бентинк предоставил графу одного из своих слуг314 — и, чтобы сбить с пути погоню, нанял карету с четырьмя лошадьми. В пять часов утра карета стояла перед гостиницей графа. Впопыхах "граф оставил шпагу с перевязью, а также пакет с серебряной и оловянной стружкой и две бутылки с неизвестными жидкостями"315.
Приехав в Хеллевутслуис, граф Сен-Жермен не осмелился поселиться в городе и сразу же поднялся на борт почтового корабля "Принц Оранский", где и остался до самого отплытия. Было 16 апреля 1760 г.316.
2 мая того же года господин д’Аффри передал графу Штейден-Хомпешу следующую памятку:
"Высочайшие и Всемогущие Господа!
Незнакомец, назвавшийся графом Сен-Жерменом, которого мой повелитель, король Франции, приютил в своем королевстве, злоупотребил этим гостеприимством.
Недавно он приехал в Голландию, в Гаагу, где, без согласия Его Величества или его министра, без поручения, этот нахал позволил себе объявить, что он уполномочен устраивать дела Его Величества.
Мой повелитель, король, просит меня предупредить Ваших Высочеств и все общество, дабы никто во всех Ваших владениях не был обманут этим самозванцем.
К тому же Его Величество просит меня потребовать выдачи мошенника как виновного, во-первых, в злоупотреблении оказанным ему гостеприимством, позволившего себе говорить о правительстве и о королевстве неприлично и неправильно, и, во-вторых, в попытке вершить важнейшие дела моего повелителя — короля Франции.
Его Величество не сомневается, что Ваши Высочества окажут ему эту услугу во имя дружбы и справедливости и прикажут арестовать так называемого графа Сен-Жермена и препроводить его под стражей в Антверпен, откуда его отправят во Францию317.
Памятка была распространена по всем Соединенным Провинциям, и поскольку графа больше не было в Голландии, достаточно было ознакомить каждую Провинцию с пожеланиями французского короля на тот случай, если граф вернется"318.
После обсуждения депутаты Провинций взяли копии данного документа, чтобы распространить его дальше. Договорились, что следует передать его и Пику ван Солену, и другим депутатам, отвечающим за иностранные дела государства, с тем, чтобы они доложили об этом на заседании совета319.
Как и следовало ожидать, дело было прекращено. Господин д’Аффри уехал в отпуск во Францию320, и Бентинк ван Рун мог объявлять всем, что "если граф Сен-Жермен вернется в Гаагу, я вновь увижусь с ним, если голландские Штаты не воспротивятся или если меня не убедят, что граф не достоин быть принят в моем доме321.
Граф уехал из Гааги так поспешно, что не успел повидаться со своими друзьями в Амстердаме. Один из них написал: "Если бы меня поразил гром, я бы удивился не больше, чем когда узнал, что Вы уехали. Хочу играть ва-банк и сделать все возможное, чтобы лично засвидетельствовать Вам мое уважение, ибо знаю, что Вы — самый великий и благородный человек. Мне вот жалко только, что ничтожные люди смеют причинять Вам неприятности. Говорят, что золото и всякого рода интриги были задействованы, чтобы помешать Вашим миротворческим стремлениям. В настоящее время можно вздохнуть свободно, поскольку я узнал, что д’Аффри уехал ко французскому двору в прошлый четверг, и я надеюсь, что он там получит по заслугам за то, что не оказал Вам должного почета. Я считаю его виновным в том, что Вы уехали так надолго, следовательно, он повинен в моей грусти. Если Вы думаете, что я могу быть Вам полезным, можете рассчитывать на мою верность: у меня нет ничего, кроме рук и крови: и я с радостью предоставляю их Вам. Граф Вату"322.
