Юрий Лапшин - Афганский дневник
Вечером опять грохот артиллерии. Опять пехота с кем-то воюет. Черт знает, как они воюют. Тронутые. Во время бойни 14 числа по нам и от нас не прозвучало ни единого выстрела, хотя и к нам кишлаки подступают на 500–700 метров. Взаимный мир. Душманы это понимают и прекратили бить по аэродрому с нашей стороны. Чем меньше бессмысленной пальбы, тем меньше стрельбы вообще. Сегодня у афганцев День независимости (с 1919 года).
21.08.1987, Баграм. ПятницаЗавтра с колонной почти из полсотни машин выхожу на север за запасами. Путь лежит по горам через перевал Саланг. Сколько слышал о тоннеле и вот теперь воочию увижу, что это такое. Подробности после поездки.
Особых новостей нет. Новенькое только то, что с вечера пришла кодограмма о возможности обстрела аэродрома реактивными снарядами. Оказалось, «утка». Ночь прошла тихо и спокойно. Зная о нашей «осведомленности», никто, по-моему, не воспринял эту информацию всерьез. Дима на всякий случай оповестил дежурного и дальше по цепочке: караул, охранение, пожарную команду, водовозку и медпункт.
С утра как всегда рев самолетов, керосиновая вонь. Сидели вчера во дворике, покуривали, посматривали на горы бомб на стоянке Су-25 и единодушно решили, что, если они начнут рваться, то нам скучно не будет: полполка испарится, как и не было. Постепенно прибарахляюсь. Скоро станет прохладно. Н. Чудаков уже сидит на чемоданах. Придет его сменщик, сдаст дела и — в Каунас. Заместитель командира дивизии по тылу. Мы его все подначиваем, при его появлении, шутливо командуем: «Смирно!». Как-никак заместитель командира дивизии вошел. В общем-то он мужик не плохой и работник стоящий. Опять же опыт: восемь лет. Отдал мне сегодня и полушубок, и куртку, и свитер. Все новое, когда ему их было носить. В горы не ходок. Мне в снегах пригодятся. Обзавелся трофейным японским биноклем. Почувствовал, что в горах без «глаз» плохо, вот и озадачил разведчиков. Те ребята бакшишные («бакшиш» — подарок). В тот же день принесли. У них не убудет.
23.08.1987, Баграм. ВоскресеньеТолько что вернулся из Пули-Хумри. За двое суток дважды отмахали по 270 километров. Саланг… Действительно, сколько слышал о нем. Говорят обычно о том, что важно, что привлекает к себе внимание трудностями и их преодолением, что значимо. Понять значение Саланга можно и без слов, достаточно посмотреть на карту. Зато удобство пути в том, что вот карты-то и не надо. Иди себе по дороге, петляй по серпантину, с дороги не собьешься, не заблудишься. Каких только гор ни насмотрелся по ту и другую сторону. На юге, при движении от нас, они как-то сразу вступают в свои права. Теснят и ломают дорогу, зажимают грубо горную речку. Впрочем, за это та речка платит, но не горам, а людям. Дорога только что открылась для движения. Где-то в горах прошли дожди, и по руслу прокатился селевой поток. Огромные валуны во множестве, громоздятся где попало, как безобидные детские мячики. В одном месте дорога размыта полностью. Здесь полно работы для наших и афганских дорожников. Часто встречаются трубопроводчики. Чинят свои трубы. На память остались целые озера керосина на обочинах. И все кругом круто замешано с песком. В иных местах такая самодельная штукатурка заплеснула скалы метров на 10–15 выше русла. Не хватает фантазии, чтобы представить, что здесь было в пик селя.
Через определенные промежутки по пути встречаются наши посты. Между ними в «игривых» местах, обычно там, где уже громоздятся горы ржавого, обгоревшего и истыканного пулями металла, парами и поодиночке стоят танки и БТРы. Стволы к вершине, на башнях и броне солдаты с биноклями. А любимая игрушка у «духов», видимо, «наливники». Их побитые колонны особенно часто попадаются на обочинах и под откосами как до, так и после перевала. В начале ущелья сначала чаще, затем все реже, попадаются кишлаки, пенящиеся по крутизне вверх. На память сразу приходит сравнение с нашим Кавказом времен соответствующих войн. Если кому захочется вновь иллюстрировать «Бэлу», то лучше пейзажа не найдешь. Дорога упрямо вьется вверх. Уже в одной из первых галерей сделал Салангу подарок. Неудачно повернулся, чтобы осмотреть колонну, и ветром сорвало солнечные очки. Где уж тут подбирать. Жаль, привык к ним. А может, наоборот, удачно. Сделал подарок горам, и прошли без происшествий и остановок. Все диспетчерские посты проходим, как по расписанию курьерского поезда. И на последнем посту перед тоннелем простояли ровно столько, сколько требовалось, чтобы подтянуть колонну. Вот только здесь начался настоящий подъем. Дорога буквально винтом вкручивается в небо. Машины ревут натужно. Скорость упала до минимума. «Уралы» с КамАЗами бегут еще хорошо, с бронетранспортерами чистое наказание. К слову, на обратном пути на нашу вершину КШМ затащил на буксире «Урал».
Буквально с каждой минутой становится все холодней, и кончается тем, что я надеваю поверх бронежилета куртку. Но во всем есть и свои преимущества. Теперь, забираясь на очередной виток, я как на ладони вижу внизу свою колонну. В галереях особенно сыро и холодно. Кое-где, пробив стенку и наполовину заглядывая внутрь, торчат приличные кругляшки камней. Наконец, последний диспетчерский пункт и начинается тоннель. Так-то он видится мирным и спокойным, — этакая пустынная освещенная лампами дневного света городская улица с тротуаром. Так и кажется, что сейчас попадутся поздние прохожие. Ветер на перевале разгулялся не на шутку, и тоннель «протягивается», как аэродинамическая труба. С трудом представляю, что вот именно здесь произошла трагедия, когда уперлись друг в друга две встречные колонны и люди стали гибнуть от выхлопных газов. Это после того случая перевал стал работать по графику: понедельник, среда, суббота — с юга на север; в остальные дни — в обратном направлении.
Уже в тоннеле начинает чувствоваться, что дорога пошла вниз. А когда, наконец, вырываешься на солнышко, то становится веселее. И хотя снега все еще близки, но уже теплее. Горы расступаются, и долина становится шире. И оттого, что над тобой ничего не нависает, и ты не ощупываешь тревожно глазами каждую мало-мальски пригодную для засады груду камней над собой, на душе тоже становится как-то спокойнее. Пусть и дальше будут попадаться разбитые машины, и дальше будут стоять вдоль дороги обелиски с датами и фамилиями погибших, но уже машины идут резвее, а не ползут, как мухи после зимы, которых легко смахнуть щелчком пальца.
Теперь уже с каждой минутой становится все теплее. Начинается постепенное раздевание. В конце концов, приходится снять и прилипший к телу бронежилет. В лицо начинает бить прямо обжигающий воздух. Зной стоял такой, что я уже стал считать, что поспешил с уверениями в привычке к жаре. Дорога еще почти сотню километров петляет между гор по довольно живописной» зеленой и плодородной долине. Часто попадаются тенистые кишлаки, рисовые поля, бахчи. Но еще чаще попадаются вездесущие «бачи». Увидев колонну, бегут к дороге, лопочут что-то призывное и протягивают дыни, персики, яблоки. А если приходится остановиться, буквально облепляют машины. И начинается торговля и обмен с солдатами. И как ни смотрят офицеры, все равно по приезду на место в кабинах обнаруживаются и дыни, и виноград, и все прочее. Все разговоры о магнитных минах сразу забываются. К сожалению, разговоры не пустые. Уже на месте узнаем, что на днях две машины с авиабомбами взлетели на воздух после такой торговли.
