Юлия Барановская - Все к лучшему
Новый этап жизни
Приближалось время рождения нашего первенца, а у меня никак не опускался живот. Артем весил 4,5 килограмма, я была огромной, и живот, казалось, упирался мне в горло. Все органы сдавило так, что я не могла есть. Мой врач Любовь Ивановна вынесла вердикт – кесарево, сама бы я не смогла родить. Выбрали день – 7 декабря, чтобы Андрей был в городе на момент рождения сына – даже такое большое событие зависело от его графика игр. Но риск родить без него оставался, срок был поздний, воды могли отойти в любой момент. Андрей улетел в Турцию с командой, а я собрала вещи и поехала, на всякий случай в больницу. Сама за рулем. Подъехала к воротам, живот такой, что я даже дверь открываю с трудом, на меня смотрит охранник и говорит:
«Оооой, бедненькая, даже привезти тебя некому». Мне так обидно стало! Думаю: «Ну, почему так люди говорят, у меня просто муж-футболист, он улетел, он не может!» Да, спортсмен не принадлежит себе. Почти на любой работе можно взять больничный, отпуск, отгул, но не когда ты футболист. Наши друзья регулярно обижались, что мы их игнорируем в каких-то поездках, и не понимали, что у футболиста нет никаких вариантов выпросить недельку. И тут еще охранник туда же. Понятно, что он не знал, но я-то беременна, на эмоциях. Зашла в палату, реву, чтобы успокоиться включила телек и тут же попала на новости спорта Санкт-Петербурга и, естественно, большой сюжет о «Зените». Интервью мужа в аэропорту: «Андрей, вы улетаете, а ваша жена остается здесь, но она же вот-вот должна родить. Не страшно?». На что он, глядя в камеру, абсолютно спокойно говорит: «Вы знаете, лучше, если она родит без меня. Я приеду, а уже будет ребенок». Я тогда дико обиделась и еще больше разревелась – а сейчас понимаю, что ему было страшно, еще страшнее чем мне. Впрочем, судьба распорядилась по-другому. Папу мы с Артемом дождались.
Андрей вернулся, приехал ко мне в больницу ночевать, а утром меня забрали в операционную. Сделали эпидуральную анестезию – передо мной ширма, я ничего не чувствую, в руках икона, волнение дикое, и ты не видишь, естественно, что происходит, более того, ты не чувствуешь. Всю жизнь мне казалось, что позвоночник – это что-то священное и лезть туда точно не надо, тем более большой иголкой… В общем, страшно, а когда мне страшно, я задаю много вопросов, мне кажется, так я контролирую процесс. Я извела врачей своей болтовней. Устав от моего бесконечного «все нормально?», Любовь Ивановна в какой-то момент даже пошутила, что может мне еще вколоть анестезии, чтобы язык заморозило. Я, конечно, не унялась. И вдруг вижу из-за ширмы, что около лица Любови Ивановны появляется нога. «Интересно, – думаю. – Галлюцинации у меня, что ли, откуда там нога…» Тут до меня доходит, что это моя нога, но я ее не чувствую! Дикая паника! А вдруг это навсегда, а вдруг не отойдет, что там вообще происходит. Дышу, смотрю в потолок, сама вцепилась в икону, стараюсь отогнать плохие мысли, в этот момент мой взгляд выцепляет и фиксирует хирургическую лампу на потолке, а в отполированном хроме я вижу кровавое месиво. И это мой живот… Потом мне Любовь Ивановна сказала, что за десяток лет ее практики я единственная, кто умудрился это рассмотреть…
В общем, когда достали Артема, я уже была вне себя от страха. И тут крик и мне кладут его на грудь. Трудно описать, что я тогда чувствовала. Помню, что постоянно рыдала и без конца задавала один и тот же вопрос: «С ним все нормально? С ним все нормально? Сколько у него по шкале Апгар?» Это не просто баллы, а оценка состояния здоровья ребенка. Все ли у него хорошо, все ли у него пальцы на месте, видит ли, слышит ли. Я больше себя не интересовала, со мной можно было делать все что угодно – меня волновало только здоровье моего сына.
После операции ко мне пришел Андрей с деловым видом, страшно гордый, и рассказывал мне, что он вместе с медсестрами купал сына и научит и меня, когда мы вернемся домой. Это было так забавно и очень мило.
Выписка из роддома была сказочной: море цветов, шарики, огромный лимузин, куча друзей и реки шампанского. Мы приехали домой, и я осталась одна, наедине с сыном. Сама выпроводила всех – Андрея, маму, сестру – с друзьями «обмывать ножки». Мне очень почему-то нравилась эта традиция, и я настояла на празднике, хотя новоявленный отец не хотел уезжать. Он вообще с рождением сына резко повзрослел, изменился. В твою жизнь, с моментом появления ребенка, раз и навсегда приходит новое понимание ответственности. До Артема ему нравилось проводить время с друзьями, а тут как отрезало – он постоянно был с нами, очень повзрослел. Мы вдвоем учились быть родителями, и он 24 часа в сутки был рядом, тем более что сразу после рождения сына у Андрея были новогодние каникулы. В это время он во всем мне помогал, а было с чем…
Артем спал только первую неделю, а потом началась классика – ночные концерты по заявкам и без. У меня было много молока, я держала очень строгую диету, чтобы не было ни коликов, ни газов, ни аллергии. Но колики все равно начались. Мы почти не спали, но Андрей старался, как мог – я каждый день посылала его в аптеку. То за одним лекарством, то за другим. То он памперсы не те купил, то не ту соску. «Может сразу всю аптеку купим, чтобы каждый день туда не ходить?» – отшучивался он.
Андрей правда помогал – качал сына ночами напролет, когда у меня не оставалось сил. Помню, тогда шла какая-то передача по одному из телеканалов – каждый вечер в 11. У нас было четко – полдесятого мы купали Артема, клали спать в десять, я кормила Андрея, мы ложились в кровать, ровно в 11 начиналась эта передача, а ровно полдвенадцатого, каждый день в одно и то же время Артем начинал плакать. Иногда к двум часам ночи он успокаивался, иногда это случалось к восьми утра. А в день, когда у нас была назначена торжественная регистрация Артема во Дворце малютки, он заснул только в 9 утра. К 11 мы должны были приехать на церемонию…
Дворец малютки очень похож на ЗАГС, а фотографии, которые мы сделали там, выглядят как свадебные. Там есть лестница, на которой выстраиваются родители, потом заходишь в зал и торжественно подписываешь документы. И вот приехали мы с Андреем – с синяками под глазами, как у панд, потом с друзьями пошли отметить ненадолго рождение ребенка и чуть не заснули за столом.
От нехватки времени и недосыпа я моментально похудела, скинув все, что набрала во время беременности. И благодаря этому в нашем подъезде поползли слухи, что муж мне изменяет. Дело в том, что когда я была на 7 месяце, мы переехали в новую квартиру из нашего страшного окраинного района. Это был приличный дом с детской площадкой, охраняемой стоянкой и консьержем. За время родов я набрала 30 килограммов, потом вернулась домой с младенцем и почти не выходила на улицу, а если выходила, то закутанная с ног до головы, чтобы не застудиться после операции. И вот ближе к новому году, 29 декабря, я решила, что поеду вместе с Андреем на день рождения Миши Арабова. Привела себя в порядок, накрасилась, уложилась, оделась. На тот момент я уже сбросила вес до своей обычной формы, а грудь у меня была размером с футбольный мяч. У меня было очень много молока. Помню, что в больнице я диктовала Андрею, что купить к выписке, и поняла, что ни один бюстгальтер на меня не налезет. Он привез мне белье 5 размера, и даже оно было мало… И вот мы с Андреем выходим на улицу, и меня никто не узнает, слышу шушуканье за спиной только. Через несколько дней я узнала, что мой муж – «подлец такой, изменяет своей только родившей жене с какой-то грудастой красоткой». Смеялись мы оба.
