Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»
– Я думаю, нас на Администрации и оставят, – поделился своими мыслями Барсуков.
Никто из присутствующих даже не подозревал, что на Администрации Президента им предстоит встретить Новый Год.
Дни тянулись уныло и однообразно, служба – общага. Правда, иногда развлечения устраивали себе сами. Дней пять назад у вэвэшников, что стояли на Банковой в сторону Институтской, перед постами протестующих появился мяч. Он был старый, потертый, немного спущенный, но все это не мешало мужикам весело носиться по брусчатке, оглашая криками и смехом улицу. Смех, эхом отражаясь от стен, выскакивал на Институтскую, пугая дремавших в палатке дежурных активистов. Они выскакивали на мороз и, подпрыгивая или поднимая один другого, пытались заглянуть за шеренгу солдат, переживая, что начнется штурм. Но штурмовать особо и некого было. На ночь в палатках оставалось пять-семь человек, они часов в одиннадцать-двенадцать ночи забивались в палатки, возле которых громко тарахтел дизель-генератор. Постепенно все привыкли к орущим спецназовцам, весело гоняющим мяч в любой мороз. Перестали взволнованно выглядывать из-за черных светозащитных штор сотрудники УГСО, охраняющие правительственные здания, выскакивать из палатки перепуганные бойцы майдановских сотен. Иногда устраивали дружеские матчи между «Беркутом» и вэвэшниками. Выигрывали, проигрывали, громко спорили, был гол или нет. Убивали время в сменах. Подразделение разбили на несколько групп. Каждая группа стояла по два, когда три часа, за ночную смену выходило стоять пару раз, если без усиления. Сменившись, бойцы шли отдыхать на одном из этажей в Администрации Президента. Спали на полу, завернувшись в бушлаты и спальные мешки. Сквозняки гуляли по коридорам, завывая в вентиляции и щелях под дверями кабинетов. Утром из-за этих сквозняков просыпались охрипшие, с заложенными носами. Около половины пятого приходили уборщицы. Они из подсобок вытаскивали громадные пылесосы, ведра со швабрами и, открыв двери кабинетов, приступали к уборке. Начинался новый день. Бойцы «Беркута», разбуженные громкими звуками, просыпались, собирали свои спальные места. Переговариваясь между собой, пили воду из кулера, стоящего у окна. Кто хотел, делал чай и, попив, не спеша спускались вниз, собираясь у автобуса. После приезда смены автобусы не спеша выруливали на сонные киевские улицы.
Вчера почти весь день шел снег. Его всегда убирал маленький верткий трактор, сгребая на кучи. Потом все грузили на машины и вывозили с Банковой. Часов в шесть после трактора дворники наводили блеск, сметая с парапетов и бордюров снег, и в начале восьмого все было готово к новому рабочему дню. Последнее время Администрация Президента замерла, кортежи приезжать перестали, парадные ворота закрыли и жизнь внутри зданий почти остановилась. Только мелкие клерки, с утра приходя на работу, проскакивали в незаметные двери черного хода.
Снег убирать перестали, только перед входом немного отбрасывали в сторону, да расчистив пешеходные дорожки, посыпали их солью. На дороге снег лежал нетронутый, сверкая белизной в ярких лучах ночных фонарей, своей красотой вызывая приятные воспоминания детства, веселых зимних забав. Не удержавшись, один из милиционеров слепил крепкую снежку и, прицелившись, бросил ее в другого. Получивший снежком в плечо быстро ответил тем же, но, поспешив, промазал в своего верткого товарища и попал в стоящего за ним, и вот уже смена с веселыми криками, громко смеясь, поделилась на две группы и ведет снежную баталию, прячась за углы стен и железные парапеты.
– Как дети! – сказал Иван, вытрушивая набившийся снег из-под воротника.
– И не говори, – ответил Миша, прячась за металлический щит, в который тут же врезались несколько снежков. Слева к их крепости пытался прорваться Андрей Кольницкий, но, поскользнувшись на льду, притрушенному снегом, растянулся во весь рост. Сразу в него влепились несколько снежных снарядов. Товарищи Андрея, пытаясь помочь другу, усилили снежный огонь. Кое-где вспыхнули рукопашные схватки. Весело смеясь, противники кувыркались в снегу, устраивая «кучу малу», а в это время друзья обкидывали их снежками. Время пролетало незаметно. И вот уже Григорий Иванович, который был старшим в смене, подает команду: «Смена идет! Строимся!». Когда бойцы начинали дурачиться, Григорий Иванович стоял всегда чуть в стороне от всех этих безобразий. Он больше любил вести светские беседы с не участвующими в зимних развлечениях милиционерами и офицерами вэвэшников. Иногда к ним присоединялись кураторы из главка. Смотря на все эти забавы, Григорий Иванович, усмехаясь, говорил:
– Молодые дуркуют, силу некуда девать. Ну, пусть пограются. Крепче спать будут и мысли дурные в голову лезть не будут.
После команды старшего куча, из которой торчали руки и ноги, рассыпалась на отдельных бойцов. Громко обсуждая свои победы, они отряхивали друг друга, подбирали шлемы, потерянные палки и слетевшие налокотники, весело смеясь, становились в строй. Здесь раскрасневшиеся «беркута» никак не могли успокоиться, толкались и подначивали один другого. Уже никто не замечал, что перед выходом болело горло или был заложен нос.
– Ну шо, наигрались, детвора? Ничего не потеряли? Тогда пошли, – скомандовал Иваныч. Милиционеры нестройно двинулись в президентские апартаменты на отдых, а новая смена уже подыскивала занятие, чтобы не скучать.
Утром грузились в автобус и ехали на базу.
– Не служба, а мед, – радовался Гена, развалившись на двух сиденьях в автобусе, везущем их в общагу. – Сейчас позавтракаем и спать, а вечером до службы можно в дебчика перекинуться или в нардишки сыграть. Если семью сюда привезти, так вообще можно на постоянку оставаться. Кормят бесплатно, живешь в Киеве на халяву, о чем еще можно мечтать. Рай! Да шучу я. Шучу, – тут же поправился, увидев осуждающий взгляд Ивана.
– Смотри, накаркаешь. Будем где-нибудь в поле стоять сутками, голодные.
Они даже и не догадывались, что совсем скоро спокойная, размеренная жизнь закончится.
Глава 2
Автобусы подъехали и, останавливаясь, выстраивались на Институтской, заезжая прямо на тротуар. Машин с каждой минутой становилось все больше и больше. В автобус заглянул ротный, закрывая дверной проем, произнес:
– Из машин не выходим. Свет не включаем. Всю защиту надеваем на себя.
– А покурить можно? – раздался голос из конца автобуса.
– Покури – в люк и в руке, если товарищи не против. Еще раз предупреждаю, на улицу не выходить. Если кто-то хочет спросить, как в туалет, рекомендую терпеть. Кому невтерпеж, то в пластиковые бутылки. Все, Одас, закрывай двери и заглуши двигатель.
После того как ротный ушел, Иван поплотнее закутался в бушлат, стараясь подольше сохранить тепло. Уже начало чувствоваться, как из-под дверей, подвывая, в салон забирался мороз. Журба и не заметил, как погрузился в царство Морфея. Проснулся от того, что кто-то тряс за ногу.
– Вставай. По рации передали команду одеваться.
Над ним стоял Гена. За время службы Иван привык просыпаться мгновенно, открыл глаза и уже готов действовать. Как говорят: встал и пошел. Дома жена постоянно удивлялась: «Вань, ну как ты так можешь – открыл глаза и сразу куда-то побежал, нужно ведь полежать, подумать, что делать».
– Да что там думать, на ходу все и подумаешь, – возражал ей Иван. Быстро надев бронежилет, он положил рядом с собой на сиденье шлем и посмотрел в окно. Там была холодная зимняя ночь; в автобусе тоже было прохладно и сыро, но на улице еще дул ветер, гоняя по обледеневшему асфальту бумагу, пустые баклажки и другой разноцветный мусор, подаренный Киеву так называемой «революцией гидности». Бррр, здесь получше, чем на улице – подумал Иван. На улицу жуть как не хотелось выходить.
Рация ожила.
– Выходим строиться, – сказала она голосом майора Силенкова. «Беркута» стали выскакивать из автобусов, быстро становясь в шеренгу. Кое-где возникла толкотня и неразбериха.
– Офицеры, быстро наведите порядок в строю, пусть встанут в шеренгу по четыре. И тишина в строю! – повышая голос, распорядился командир, хмуря брови. Иван встал в первую шеренгу. Перед лицом ярко светилась вывеска метро «Хрещатик». Прохаживаясь перед строем в сопровождении куратора из главка, одетого в длинную черную куртку и растянутую спортивную шапку на голове, полковник проводил инструктаж.
– Сейчас спускаемся вниз. Действуем четко по команде, никакой самодеятельности, – командир замолчал и посмотрел на представителя главного управления, предоставляя ему слово. Выйдя немного вперед и поправив шапку, постоянно сползающую на глаза, куратор сказал:
– Сейчас судебные приставы зачитают постановление суда, а потом вы оттесните людей за баррикады. Бить никого не надо. Оттесните и удерживайте толпу, пока коммунальщики разберут завалы. Договоренность была силу не применять.
Говорил он резко, не произнося, а выплевывая слова, периодически голос срывался на фальцет. При этом постоянно теребил антенну своей радиостанции, вставленную в нагрудный карман.
