Алексей Орлов - Афганский дневник пехотного лейтенанта. «Окопная правда» войны
До полка проскочили быстро, больше ничто не мешало движению. Боря Гизоев улетел в Кабул, якобы в госпиталь, на самом деле пробивать себе замену.
17 декабряДва офицера полка в бегах, не вернулись из отпусков. Вот позорище-то. Наш минометчик Рощектаев и начальник штаба первого батальона Кузнецов. Оба через пару недель после прибытия попали в зардевскую переделку и, очевидно, подумали, что подобное происходит чуть ли не каждый день. Чтобы сохранить свои драгоценные шкуры, решили не возвращаться. Документы на обоих передали в прокуратуру.
19 декабряПрошли ежегодный медосмотр. Проблем со здоровьем нет. Лейтенант Орлов как бык здоров.
20 декабряПятая рота, единственная в полку, где все офицеры лейтенанты. И нам частенько достается за малейшие упущения. Мастер витиеватых выражений, заместитель командира полка подполковник Масловский, так выражал свое недовольство: «Пионеры гребаные! Пионерские костры в жопах горят! Пионерские галстуки повесьте на шеи!» Мы со своим юношеским задором с юмором воспринимаем подобные нагоняи.
21 декабряПроводили, повторно, Сашу Чигрина в отпуск. Должен был улететь 17 декабря, но пришла нелетная погода, которая простояла целую неделю.
22 декабряПришла все-таки зима и принесла с собой все свои прелести – снега, дожди, холода, нелетную погоду. Вертолетов не было уже две недели. До сегодняшнего дня жили с замполитом в канцелярии, в отдельной комнатке. Прохладно было, но держались стойко до последнего. И вот холод все же победил. Моржей из нас не получилось, спешно перебрались в палатку к любимому личному составу. Двух буржуек на палатку хватает, тепло. Печки топятся постоянно соляркой, подача регулируется через капельницу.
Есть в пришедшей зиме и свои прелести. Унылого, серого, так надоевшего пейзажа больше нет. Горы словно побелили, такие красивые стоят. Как на картинах Рериха из его знаменитой гималайской серии. Впрочем, красоту в них можно найти в любое время года.
23 декабряВернулся из Кабула Боря, решил все вопросы, дали добро, чтобы роту принимал я. А чего принимать-то, уже четыре месяца ею командую.
26 декабряНе успел принять роту, 159-я БМП сгорела в парке. При проверке работы подогревателя загорелась, потушить не получилось. Все разбежались и два часа, прячась за штабом, наблюдали и слушали, как рвутся боеприпасы. Помимо боекомплекта БМП в ней находились двести мин к Васильку, два ящика гранат для пехоты, несколько ящиков с патронами для ПК и «АК». Все это поочередно взрывалось, стреляло. После того как все закончилось, боевая машина превратилась в ежика, из брони со стороны десантного отделения торчали пули калибра 5,45 и 7,62 мм, которые пробили раскаленную броню, но застряли на выходе, – печальное зрелище. Обугленный корпус вытащили за территорию парка, и он остался памятником человеческой безответственности и безалаберности.
И.Ю.Алошарафов – Саня
Прилетел заменщик Боре Гизоеву, но как командиру взвода, а не роты. Алошарафов Исмет, Саня, как он нам представился – выпускник Бакинского ВОКУ этого года. Худенький, небольшого роста, но с горящими глазами. В штабе полка, тем не менее, его попросили написать рапорт, что он не претендует на должность командира роты.
28 декабряПроводили Борю Гизоева, убыл служить в Майкоп. Будучи узаконен в должности командира роты, получил от начальника штаба полка первую «боевую задачу» – сопровождать женщин на файзабадский базар. Два часа болтался с ними по дуканам с автоматом наперевес.
30 декабряУже несколько дней чувствую себя неважно. Сходил с Казариным Витей, батальонным фельдшером, до ветра, и он по рисунку на свежевыпавшем снегу поставил диагноз – желтуха. Пошел в санчасть, все подтвердилось. Такая досада, заболеть под Новый год, последним в полку, ведь эпидемия уже прошла. А ведь еще девятнадцатого декабря при прохождении годового медосмотра был здоров.
31 декабряПереправили в Кундуз, в инфекционный госпиталь. Вирусный гепатит типа А желтушной легкой формы – такой был поставлен диагноз. Новый год встретил на больничной койке бутылкой минералки.
1—21 января 1984 годаГоспиталь переполнен. Вместо тридцати больных, по нормам мирного времени – более трехсот. Офицеры располагаются в модуле, а для солдат во дворе разбиты палатки УСБ. Если офицеров еще как-то лечат, капельницы ставят, чтобы токсины из организма вывести, еще что-то делают, то солдаты просто лежат, у них даже матрасов нет, располагаются на панцирных сетках. Не хватает персонала, медикаментов. Солдат раздели, чтобы не бегали в гарнизон, не распространяли заразу, ходят в белом нижнем белье. Бледные, истощенные, как тени перемещаются в своих «белугах», такое ощущение, что в концлагерь попал. Мне ежедневно, в отличие от многих, ставят по несколько капельниц с различными растворами. Спасибо медсестричке Юле, очень ей благодарен, чем-то я симпатию у нее вызвал.
За все время пребывания в госпитале только Коля Рудникевич навестил, рассказал полковые новости. Казалось бы, ничего особенного, но такие встречи сил прибавляют, и настроение надолго улучшается.
22 январяОтправили в Ташкент, в 340-й окружной военный госпиталь. Он тоже переполнен, в палатах койки в два яруса, курсанты местного училища располагаются в коридорах.
31 январяПосле недельного нахождения все показатели вроде бы пришли в норму. Выписали с направлением на реабилитацию в санаторий на Иссык-Куле. Но я подумал, что лучший санаторий – это родной дом, и поехал в родные края.
5 мартаПосле месячного отдыха была трудная дорога обратно в Афганистан. Трое суток просидел на ташкентской пересылке, без копейки в кармане. Зато от Ташкента до полка добрался за три с небольшим часа, едва успевал перепрыгивать с одного самолета на другой. Вышел из вертушки в файзабадском аэропорту – и будто не улетал никуда.
Радостная встреча, меня все ждали, особенно солдаты. Они побаивались с молодыми взводными на боевые ходить. Вот приедет лейтенант Орлов – между собой частенько разговаривали. Ну, разве это не высшее признание. Был тронут до слез, когда узнал об этом.
Весна идет полным ходом, зеленеет трава, появились первые цветы, правда, снега на горах еще много.
Ребята сбросились по сто чеков, водка подорожала до тридцати пяти чеков, я достал свой неприкосновенный запас, начались рассказы.
Однополчане пережили очень трудную зиму, морозы в феврале были девятнадцать градусов. Полк понес большие потери. В Кишиме погибли три офицера: командир восьмой роты Огнев Саша, командир минометной батареи Мишуто и его командир взвода – Подольский Андрей. Оказывается, были в черных танковых комбинезонах, чем резко выделялись среди личного состава и на белом снегу. Часто такие вот простые, казалось бы, истины, не принятые во внимание, становятся причиной трагедии. Комбата, майора Камерзана сняли с должности и назначили к нам начальником штаба. Кстати, очень умный и грамотный офицер, за восемь месяцев пребывания в Кишиме выучил фарси, свободно разговаривает. Капитана Тищенко назначили командиром второго батальона, а майора Дейкун перевели в Кишим.
В батальоне пятнадцатого февраля потеряли шесть человек в районе Карамугуля. Во всем пытаются обвинить Колю Рудникевича, сделать его крайним, возня не прекратилась по сегодняшний день. Коля стал злым, дерганым.
В батальоне его никто не винит, потому что все знают, как обстояло дело. В ходе перестрелки минометчику оторвало палец на руке, и он от болевого шока потерял сознание. Было принято решение эвакуировать его и выносить поручено взводу обеспечения. Старшим назначили Николая. На пути отхода нужно было перейти через ущелье. Командир хозяйственного взвода Яковенчук из-за личных амбиций – Коля формально был его подчиненным – отказался подниматься на гребень и повел взвод по ущелью, так ему показалось, будет легче идти. Что было делать Николаю в данной ситуации? Пристрелить его? Как опытный боец, он со связистом пошел по хребту. А обозников духи заметили, зажали и расстреляли. Сам Яковенчук спрятался за водопадом и несколько часов просидел в ледяной воде, пока наши не подошли на выручку, на его глазах добивали раненых и глумились над трупами. Сейчас пьет самогонку и кричит, что он заслужил звание Героя Советского Союза. В поисках крайнего старший комсостав пытается стрелочником сделать Рудникевича. А я знаю одно: во всем всегда виноват командир, и Сидорову нужно винить только себя.
Отличились мои воспитанники, раздолбаи. В частности, Витя Федотов прикрывал отход огнем из пулемета и вышел в числе последних.
6 мартаТищенко дуркует. Заставляет писать планы работ на месяц, на неделю, на каждый день, в которых все должно быть расписано по часам, чуть ли не поминутно. Пишем план-конспекты на чистку оружия, проведения физзарядки. Говорит, что готовит к службе в Союзе. Он пришел из 1-й Московско-Минской дивизии и, по его словам, насмотрелся, как снимают с должностей командиров рот, ребят, прибывших из Афганистана, имеющих боевые награды, за всякую повседневную ерунду, за неспособность к показушности.
