Давид Фаермарк - В плену у чисел
Замараевское встретило нового священника недружелюбно. Жили в однокомнатной избе. Здесь и кухня, и столовая, и спальня, и детская. Окна маленькие. Сырость осенью, а зимой промерзают стены. В таких условиях пришлось прожить Первушиным долгих три года. Взрослые держались, но ребенок часто болел, поздно стал ходить.
Занимался Иван Михеевич церковными делами, но они его не удовлетворяли. Мучился. Искал дело по душе. Мечтал: «О перевоспитании общества, о глубоком и, между прочим, внимательном изучении быта крестьянства, о возможном вспомоществовании и просвещении мужиков». Он понимал, что главное, в чем нуждается народ, — это просвещение. Первушин был уверен, что «только с развитием образования, грамотности, «положительной» науки, когда законодательства пересоздадутся на разумных естественных основаниях, когда подчиненный будет столько же образован, как и чиновник или начальник, тогда только нельзя будет умному жить на счет глупого, сильному — на счет слабого, богатому — на счет бедного».
Первушин наметил программу действия, по духу близкую программе народников. Скоро он убедился, что крестьяне прихода все неграмотны. Надо открывать школу не только для детей, а и обучить грамоте взрослых. Но нет помещения, учителей, учебников и учебных пособий, нет денег. Три года прошло в пустой переписке с духовными и светскими ведомствами об открытии школы в Замараевском. Никто не хотел помочь.
Накопив деньги, часть одолжив, Иван Михеевич построил дом из трех комнат. Две комнаты отдал крестьянским детям. Осенью 1860 года начала заниматься группа мальчиков, а зимой и группа девочек. С большим трудом удалось Ивану Михеевичу уговорить мужиков посещать воскресную школу взрослых. Тридцать сельчан стали обучаться грамоте.
И, как всегда, мысли переплетаются у него в голове с числами. Самый лучший, самый точный способ выражения мыслей — математические знаки. Первушин совершенствует свои знания и в иностранных языках. Это ему сильно помогло позже, когда он изучал труды немецких, английских и французских математиков в подлиннике и переписывался с иностранными учеными.
Проходит первый учебный год в Замараевском. Без всяких средств школа все-таки существует. Иван Михеевич — и директор, и учитель, и истопник. Но… Только начался второй учебный год, как из Шадринска пришло письмо, в котором уездные чиновники от просвещения сообщали о «недостатке средств для содержания школы». И пришло также предписание взымать с крестьян на содержание школы «по рублю серебром с рыла». Но ведь во многих хозяйствах не было лошадей, а в некоторых — и коров. Чтобы заработать рубль серебром, надо было трудиться по найму от зари до зари не менее недели. Ясно, что новый налог испугал замараевских мужиков, и они запретили детям посещать школу.
Школа Первушина перестала существовать.
Ивану Михеевичу было в это время 34 года. Однако не в характере его — бездеятельность. Иван Михеевич стал следить за явлениями природы родного края, отсылать записи в Екатеринбург, в Уральское общество любителей естествознания (УОЛЕ), активным членом которого он стал. Но где взять приборы? Первушин обращается в Шадринск и Екатеринбург: «Мы согласились бы с радостью принять от какого-нибудь общества, ревнующего о распространении точных наблюдений в Отечестве нашем, термометры, дождемеры, барометры и аккуратно производить по ним наблюдения и записывать данные ежемесячно или ежедневно. Не мешало бы иметь под руками и электромеры, и гидрометры, и другие приборы. Физические и математические науки нам известны даже в современном почти виде. Жалко, знания наши гибнут бесплодно, без приложения к делу на пользу всеобщую — науки и общества». Крик души, истомившейся без настоящего дела… Отклика не было.
Журнал Первушина
В это время активизировались народники. Так же как и они, Первушин надеялся, что ему удастся расшевелить «добропорядочную» часть населения уезда на добрые дела, чтобы «помочь страдающему народу». А как организовать этих людей? Нужна печать. Первушин взялся выпустить рукописный журнал. На первых порах не было программы. Он писал: «Природа, общество людское, небо, земля, крестьянин, баба и девка, лавка, праздники, церковь и ее торжество — все это будет предметом наблюдения журнала». И дальше: «О земном и небесном, только свое, а не чужое. Факты, факты и мысль, освещающая факты, — вот что нам нужно». Первушин едет в Шадринск, где рассчитывает найти сотрудников для своего журнала среди «благородно мыслящих священников и других благовоспитанных людей, какого бы звания и состояния они ни были». Он надеялся пригласить «к деятельному участию во вновь возникающий журнал не некоторых, а многих и многих».
Шадринская «благомыслящая» публика: священники, купцы, чиновники, приказчики — холодно встретила затею Первушина. Начинания замараевского священника шадринская братия называла «шишелогией со вздирком». Первушин один сочинил все материалы первого номера журнала, сам переписал все заметки бисерным почерком. 25 декабря 1860 года появился первый на Урале рукописный журнал. Первушин назвал его «Шадринским вестником». Чего только в нем не было! Заметка о ранних математических изысканиях Первушина, копия отношения приставу о неисправной доставке «Пермских губернских ведомостей», очерк о характере науки и ее отличии от эрудиции, заметка о детском обычае собирать горох на кутейку, насмешливая антипоповская сказка, таблица о числе св. пасхи, таблица о количестве «постных» и «молосных» дней в году и другое.
Первушин чаще всего писал в журнале о жизни духовенства, поэтому и больше всего попадало от него попам. Это видно даже по заголовкам: «Сказка о попе и мужике», «Грабеж злочинного», «Вымогательство поповское», «Деньголюбивый батька». На одной из страниц журнала Первушин сделал иллюстрацию к анекдоту о том, что тонущего попа можно спасти, показав ему бутылку водки. Выплывет.
Хотя «Шадринский рестник» распространялся среди верных людей, содержание его стало известно благочинному. Он постарался скомпрометировать Первушина, назвав его «умным глупцом», а шадринские чиновники квалифицировали журнал как «сумасбродство и пустозвонство».
Кто-то сообщил в консисторию, что Первушин небрежно относится к службе. Церковное начальство только этого и ждало. В Шадринск пришло предписание «удержать священника Первушина от резких выражений на будущее время» и «обязать его подпискою, чтобы он не употреблял дерзких выражений против епархиального начальства». Это был сильный удар.
Начался разлад в семье. В эти трудные для Ивана Михеевича дни жена перешла в наступление… Ей нужны деньги, наряды, шикарная обстановка. Священники отвернулись от него, чиновники и купцы боялись его пера. Он был также далек и от мужиков, он «волк и наемник, которого они обязаны питать».
