Влас Дорошевич - M.T. Иванов-Козельский
Он неустанно работал, и результат его трудов восторженно приветствовался публикой, вызывал злобу соперников и завистников, подвергался злой и несправедливой критике. Козельскому пришлось испытать то же, на что обречен всякий русский артист, берущийся играть Шекспира. Перед нами трудно играть Шекспира, потому что мы сами народ – Гамлет и не верим своим силам. Не говоря уже, конечно, о первостепенных иностранных артистах: Росси, Томазо Сальвини, Мунэ-Сюлли, Поссарте, Барнае, – даже о второстепенных, в наших устах, немыслима была бы такая фраза:
– Всякий Маджи[10] – и туда же играть Гамлета!
– Всякий Эммануэль тоже толкует Шекспира!
Тогда как фраза – «всякий Козельский туда же – играет Гамлета» – чувствует себя удивительно спокойно на наших устах. И всякий Петров, Сидоров, Карпов непременно воскликнут:
– Всякий Иванов туда же – толкует Шекспира!
И даже сочтет дурным тоном этого не воскликнуть.
Это отражалось и в театральной критике. В то время, когда на спектаклях Козельского можно было видеть всю лучшую интеллигенцию Москвы[11], одни из критиков молчали о русском артисте, дерзающем играть Шекспира, а другие рекомендовали ему бросить Гамлета и приняться за Емелю в водевиле «Простушка и воспитанная».[12]
Какие удары для самолюбия, которое у всякого артиста болезненно, какие поводы для торжества зависти и злобы, которые в закулисном мире доходят до бешенства.
Клевета и сплетня ничего не оставляли Козельскому. «Имя раздуто. Сальвини смотрел и неустойку уплатил для рекламы». Его обвиняли в устройстве безумных оргий и в жадности к деньгам – одновременно.
«Он кутит!» и «он копит деньгу!» – это вы могли слышать в одно и то же время и от одного и того же лица.
Его обвиняли в том, что он грабит провинциальную публику своими гастролями… и в том, что его гастроли не делают сборов. Совершенно забывали о том невозможном антураже, среди которого приходилось играть Козельскому в глухой провинции. И когда публика не хотела идти смотреть на Менелая[13] вместо Клавдия, на комическую старуху вместо Гертруды и на «водевильную с пением» актрису, изображавшую Офелию[14], добрые товарищи кричали:
– Вот так Гамлет, которого никто не хочет идти смотреть!
Вот шипы тех роз, которыми усеяна дорога славы, – проклятых роз, которые у нас благоухают алкоголем. В нашем малокультурном обществе культ Мельпомены – это культ Бахуса[15]. И у артиста нет злейшего врага, как его поклонники, для которых поклонение таланту и спаивание артиста – понятия равносильные и тождественные. Мельпомена, плохо кормившая Козельского в начале его карьеры, сильно поила его в конце. Про него можно было сказать с горькой иронией, что в конце концов он выпил тот хлеб, которого не съел в начале карьеры. И эти мрачные воспоминания, которыми была отравлена заря его жизни, и клевета, и зависть, и вечное недовольство собой – вечное недовольство истинного художника – все это помогало развившейся слабости. Семейные неприятности[16], потеря всего, что он имел, нанесли решительный удар, и бедный Козельский умер для искусства за пять лет до своей смерти.[17]
Он умер безумный[18], в приюте театрального общества, оставив нашим воспоминаниям чарующий образ задумчивого принца в черном плаще, с бесконечно грустным взглядом прекрасных глаз и голосом мягким, нежным, звучавшим меланхолически, западавшим в душу, голосом, который и сейчас еще как будто звучит в моих ушах:
– Что ж после этого наша слава, Горацио[19]?!
Примечания
1
Впервые – Южно-русский альманах. Одесса, 1898, отдел II, с. 86—88.
2
Иванов-Козельский (настоящая фамилия Иванов) Митрофан Трофимович (1850—1898) – русский актер, любимец демократической интеллигенции, выступал преимущественно в провинции. Привлекал зрителей задушевностью, искренностью исполнения, которое, впрочем, отличалось неровностью, спадами. Ему особенно была близка драма одинокого, страдающего, отвергнутого обществом человека. Среди его лучших ролей: Чацкий, Гамлет, Кин, Жадов («Доходное место» А.Н. Островского), Белугин («Женитьба Белугина» А.Н. Островского и Н.Я. Соловьева).
3
Мельпомена – в греческой мифологии покровительница трагедии.
4
…зато сильно их поит, когда они добьются славы. – За год до смерти Козельского Дорошевич писал: «С ним случилось то же, что случается со многими талантливыми русскими людьми.
А с артистами – в особенности, потому что у нас артистам подносят венки, подарки, но охотнее все-таки подносят рюмку водки.
У русского таланта нет худших врагов, чем его поклонники.
У нас уважение, почтение, поклонение, – все это высказывается питьем:
– Позвольте с вами чокнуться!» («Одесский листок», 1897, No 9).
5
…читал Дарвина и в его книге «О выражении ощущений у человека и животного»… – Книга английского естествоиспытателя Чарлза Роберта Дарвина (1809—1882) «О выражении ощущений у человека и животных» вышла в русском переводе в Петербурге в 1872 г. под редакцией профессора А. Ковалевского.
6
…задумав играть Гамлета, он два года готовился в Харькове к этой роли… – Выступая в харьковской труппе H.H. Дюкова, Иванов-Козельский стал любимым актером местных студентов, которые убедили его сыграть Гамлета. В этой роли он впервые выступил на харьковской сцене в 1873 г.
7
Он видел Сальвини в Одессе, где служил в тот сезон. – Томмазо Сальвини гастролировал в Одессе в 1880 г., Иванов-Козельский в это же время играл в одесской антрепризе «Русский театр» Шишкина. См. «Сын Сальвини» и «Сальвини в роли Отелло».
8
Увидав его однажды, он отказался от службы, заплатил большую неустойку, чтобы быть свободным и посещать спектакли Сальвини… – Иванов-Козельский уплатил антрепренеру Шишкину тысячу рублей неустойки, но тот продолжал назначать артиста в очередные спектакли. Дело дошло до мирового судьи, который оштрафовал актера в пользу антрепренера. После этого Шишкин назначил его бенефис, который был сорван. Дело снова рассматривалось в суде, на котором Иванов-Козельский вел себя весьма нервно. Приговор был не в его пользу, после чего возмущенный артист оставил Одессу.
9
У Шекспира и Сальвини он учился правде в искусстве… – Переняв некоторые детали искусства Т. Сальвини, Иванов-Козельский в трактовке образа Гамлета продолжал, в основном, традиции П.С. Мочалова и Н.Х. Рыбакова.
