Василий Трушкин - Лирика и эпос Константина Седых
Стихи Седых подкупают своей свежестью, живописностью, глубоким поэтическим чувством. Сибиряки знали и любили этого тонкого лирика, влюбленного в солнечное Забайкалье, задолго до того, как он стал автором «Даурии».
В звенящих медью стихах то патетических и величаво-торжественных, то порою наивных и книжно-романтических и все же таких искренних он славит дорогое его сердцу Забайкалье, над которым прошумели столетия, прошла тяжелой поступью сама история.
Медлительны, как желтые тымэны,
Бредут над степью грузные века.
А сопки спят — лазурное морены
По краю золотого ледника.
Скамей мне, жизнь, чья молодость бурлила,
Сгорала, ненавидя и любя,
Кто спит в прибитых тенями могилах,
Чьим голосом ты славила себя?
Это здесь, среди унылых забайкальских сопок, вырастали зубчатые остроги, гибли в каторжных рудниках народовольцы, и «жгла чахотка грудь большевика», «рвались сердца и мускулы на дыбе двуглавого российского орла». Такие картины вставали в воображении поэта, когда он думал о далеком прошлом родного края. Они сменялись другими, лично пережитыми, навеянными детскими впечатлениями от гражданской войны, о тех годах, что скоро «зашумели ветрами доброй славы». Эти пропахшие порохом и дымом ветры играли и в его мальчишеских вихрах.
Довольно, жизнь! Я знаю остальное.
Веселый краснощекий карапуз —
Я собирал на дымном поле боя
Картечь и гильзы в дедовский картуз,
Был желтый день, как венчики ургуя.
Цвели по сопкам выстрелов дымки,
На партизан в долину Зерентуя
Со всех сторон шли белые полки.
В его стихах о гражданской войне много от народной былинной героики. Поэт любуется ратными подвигами новых богатырей — какого-нибудь паренька из Нерчинска, седого черемховского шахтера или же слесаря из Читы.
Старовера-вахмистра
C бородою черною
Из седла, как бурею,
Слесарь наземь сбил,
Но и сам под шашкою
Казака проворного
Голову чубатую
В травы уронил.
Есть у Константина Седых небольшая баллада «Шахтер», в которой опоэтизирован подвиг пожилого рабочего-горняка. Разбитый конный отряд красных отступает. Враг же продолжает наседать, а биться нечем: «на сотню винтовок — один патрон». Отступать дальше тоже некуда: «мы влево метнулись — скала на пути, мы вправо, а там через топь не пройти». Начинается паника, раздаются голоса, предлагающие сдаться на милость врага. И только черемховец-шахтер предлагает пробиться и отвагой своей увлекает весь эскадрон.
Вертлявым хорунжим убит в упор
В бесстрашной атаке седой шахтер
Но мы дорвались, прогудев, как буран,
До смуглого князя, до белых улан.
В своих стихах он рисовал и потрясающие душу картины зверств и жестокости белогвардейщины. В одном из стихотворений К. Седых рассказал о том, как вниз по реке медленно спускался плот с сооруженной на нем виселицей, на которой, чуть покачиваясь, висели казненные.
Десятки проникновенных стихов и песен посвятил писатель героям гражданской войны, отважным сибирским партизанам.
Но Седых не только певец боев и походов. Он прежде всего лирик, лирик по самой своей строчечной сути. Немало взволнованных лирических миниатюр вышло из-под пера поэта. По-особому хороши у него картины весны и лета, когда кажется, что бубенчик чародея звенит в горлышке серебряном щегла, когда из поднебесья несется песнь жаворонка. Для этой пестренькой степной певуньи поэт нашел выразительные и яркие строки.
С зарей проснувшись, жаворонок серый
Взмыл из гнезда в струящуюся высь,
И от земли до самой стратосферы
Серебряные звуки разнеслись.
Лесным ручьем звенит и льется песня,
Звенит, звенит, как шалый бубенец.
И вот уже растаял в поднебесье
Весны и солнца яростный певец.
Не менее поэтично рассказал он и о стае лебедей.
Летящая ясным утром над ковыльной степью лебединая стая представляется ему связкой жемчуга, брошенной щедрой и сильной рукой в поднебесье. Эта «связка» и извивается, и рвется и наконец, цепочкой уходит в синеву.
Его ранние стихи по своей окрашенности и методическому строю родственны лирике Сергея Есенина, поэта, который оказал несомненное влияние на творчество К. Седых тридцатых годов.
И пойду безотчетно счастливым
В степь привольную, словно в хмелю,
Чтоб поведать озерам и нивам,
Как я милую землю люблю.
Однако было бы неправильным видеть в этой своеобразной перекличке мотивов простое подражание прославленному певцу русских белоствольных березок и уходящей деревенской Руси. К. Седых привлекала в Есенине глубокая, лирически взволнованная любовь к природе, к милой сердцу родине. Это чувство в равной мере было дорого и близко обоим поэтам. Эмоциональная насыщенность лирики С. Есенина невольно заражала, покоряя своей бьющей через край непосредственностью, буйным «половодьем чувств». К. Седых учился у Есенина, но шел-то в поэзии своею собственной дорогой. Возможно, не без влияния Есенина, а, скорее всего, под воздействием живой песенной стихии в лирику Седых ворвалась песня. Напевность, мелодическая мягкость тона — отличительные свойства многих его стихов. В них красота и очарование родной природы часто гармонически сливаются с образом дорогого и милого существа. Образ любимой точно вписывается в красочную раму, сплетенную из золотых лучей солнца, голубой речной волны, переливчатых красок неба.
Голубая Аргунь, голубая,
И платок на тебе голубой,
Сизых чаек залетная стая
В знойном небе кружит над тобой.
Ты идешь по откосу крутому,
Как прохлада желанная с гор...
Что с того, что кому-то другому
Брошен твой опьяняющий взор.
...И под медленным солнцем июня,
Даль просторней, душистей цветы
Оттого, что на тихой Аргуни
Есть казачки, такие, как ты.
Вслушайтесь, наконец, как мягко и раздумчиво поет у него молодая казачка, потерявшая своего суженого, с какой щемящей грустью изливает она свое чувство:
В золотом половодье
Весеннего дня
Он в Аргуни купал
Вороного коня,
За водою пришла
Я на берег крутой
По зеленой траве
Через луг заливной.
И уздою звеня,
И звеня чепраком,
Он плеснул на меня
Из реки серебром.
Клокотал ветерок
По кустам тальника
Голубые над нами
Текли облака...
Он потом ускакал,
Помахав чепраком,
Я осталась одна
На яру на крутом.
Больше не было слов,
Больше не было встреч:
Уложила его
Под Богдатью картечь.
Долго плакала я
О лихом казаке
У Аргуни седой
На косом челноке.
Все ждала, что придет
И полночью глухой
Постучится в окно
Осторожной рукой.
Партизаны пришли.
Только он не пришел.
Над могилой его
Тлеет трурный шелк.
Седых-поэт подготовил Седых-прозаика. Любовь к точному, поэтически свежему слову, яркость и живописность красок, выразительность художественного образа, колоритная и емкая деталь, глубокая эмоциональная насыщенность и покоряющий лиризм — все это пришло в его зрелую прозу из юношески непосредственных и задушевных стихов.
