Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Его речь не была похожа на казацкую, а скорее - на речь образованного промышленника или государственного служащего.
Макарий в разговоре не участвовал, ибо все трое, севшие в Харькове, были чем-то связаны друг с другом, а он был сам по себе.
В окне проплывали степные дали, балки, заросшие терновником и лозой, одинокие свечки тополей.
Макарий уже составил себе впечатление о каждом из попутчиков, а они, поговорив, обратились за тем же к нему. Он объяснил, что палочка - это оттого, что он попал в аварию и сломал ногу. Что за авария? Упал с аппаратом, но слава Богу - обошлось. Сперва никто не поверил, что Макарий авиатор.
- Чудеса! - потом вымолвил священник, разглядывая маленькую книжечку, в которой была вклеена фотографическая карточка Макария и удостоверялось, что Международная воздухоплавательная федерация и Императорский Всероссийский аэроклуб присвоили Игнатенкову Макарию Александровичу звание пилота-авиатора.
- Макарий - это имя означает "блаженный". Не было ли в вашем роду лиц духовного звания? - спросил священник, взяв книжечку.
- Дайте же поглядеть! - нетерпеливо произнес инженер.
Священник отодвинулся от него, продолжая рассматривать свидетельство.
- Ух ты! - воскликнул инженер, наконец получив книжечку, и с торжеством обратился к хорунжему: - А вы говорите - Джонов не догнать! Догоним, будьте уверены!
Хорунжий улыбнулся.
- По-моему, вы хотите уличить меня в отсутствии патриотизма? - спросил он. - Не трудитесь. Я офицер, а этим все сказано.
Инженер не нашелся что ответить, наверное, не ожидал такого решительного отпора. Он вернул Макарию книжечку и стал расспрашивать его о полетах и авариях. Хорунжий вышел в коридор и закурил. Поезд подходил к станции. Показались кучи угля, высокая труба, забор из красного кирпича. Проводник объявил остановку, и все пошли на перрон. Там было пыльно, жарко и воняло кислым каменноугольным дымом. Макарий зашел в буфет, взял бутылку воды "Кувака". Послышались звуки гармоники, ловкие и насмешливые переборы. Молодой буфетчик с пышными усами кивнул головой, объяснил, что там подгулявшая шахтерня.
Возле зеленого вагона третьего класса пританцовывал смешной мужик в котелке, косоворотке и полосатом жилете. Второй, тоже в котелке, сыпал на гармонике.
Спустя несколько минут они оказались возле желтого вагона второго класса, в котором ехал Макарий. Один наигрывал простенькую мелодию, второй напевал какие-то несусветные куплеты и поглядывал на окна. Все куплеты были с двойным похабным смыслом, но состояли из обыкновенных слов. При желании можно было сделать вид, что ничего не понимаешь.
Пассажиры возле дверей вагона наблюдали за подвыпившими шахтерами. Тут же был и кондуктор. Он сердито смотрел на непрошеных куплетистов, готовый в любую минуту их отогнать.
Один из гуляк вытащил из кармана шкалик и, подняв его на уровень глаз, спросил:
- Кто ты?
- Оковыта, - ответил сам себе.
Макарий вспомнил, что слыхал это слово, переиначенное из латыни на хохлацкий манер. Аква вита - живая вода, то есть горилка.
- А с чего ты? - снова спросил гуляка.
- Из жита.
- А откуда ты?
- Из неба.
- А куда ты?
- Куды треба.
- А билет у тебе е?
- Ни, нема.
- Так от тут же тебе и тюрьма! - сообщил шкалику гуляка и в один миг выпил все до капли.
Макарий не забыл загулы и драки пьяных шахтеров в родном Дмитриевском поселке. Хорошо, эти еще были как будто в своем уме и без кайл, шахтерских кирок с длинными стальными клевцами.
Над ним повеяли знакомые домашние божества, водившиеся, должно быть, только в каменноугольном бассейне области Войска Донского - с двойным смыслом - и трудяги, и злодеи.
Дед Макария в молодости пришел сюда с котомкой, а отец уже не простой углекоп. Дед вырвался каким-то чудом и первым делом стал учить сына, чтобы тот прожил чище. Прошлые года - клубок темноты, на мгновение обозначится там удар кайлом по голове врага, или взрыв под землей болотного газа, или другая беда. Макарий не любит деда, однако старик ни в чьей любви не нуждается и ведет себя так, будто он хозяин чужих жизней.
Что же, Макарий почти добрался до дома. По сравнению с этими двумя шахтерами, которым вряд ли суждено вырваться из подземных глубин жизни, он счастливчик.
Кондуктор стал прогонять гуляк. Началась посадка. Хорунжий посторонил скоморохов, высунув шашку наполовину из ножен и со стуком бросив ее обратно.
Когда поезд поехал, священник заговорил о простом народе, нравственность которого все падает и падает.
Инженер сказал о себе, что он "кухаркин сын", не успел оторваться от народа, но здесь, в каменноугольном бассейне, никакого народа по сути дела нет, а есть случайный сброд, пришедший на заработки. Макарий спросил, кого же тот считает народом? Инженер ответил: постоянное население, оно сохраняет привычки и обычаи отцов; а здесь такового крайне мало - хохлы-хуторяне да казаки. Он нарисовал картину из недавнего прошлого, когда шахтеры сманивали на хуторах девок, а потом надоевших, чтоб не приставали, спихивали в шурфы. Священник перекрестимся и сказал:
- Не ведают, что творят.
- Сброд! Сброд! - повторил инженер. Чувствовалось, что он может поведать много таких историй.
Макарий не дал ему развивать тему и сказал, что народ сам себя сохраняет вопреки всем напастям и бедам.
- Мой дед тоже из шахтерского сброда, - с вызовом произнес он.
Инженер пожал плечами.
- Есть земля и есть лес, - вымолвил священник. - Чтобы вырастить лес, надо иметь землю. А те два мужика на станции - они оторвались от родной почвы и погибли. Они земля, но бесплодная.
- А если б они остались в родной деревне и не подались в эту Русскую Америку, то кто бы работал на промышленностью? - спросил хорунжий. - Вот вы, святой отец, на словах печетесь о нравственности народа, а на деле-ничем не отличаетесь от обыкновенных шахтовладельцев. Разве что рясой!
- Позвольте! - заступился за священника инженер. - Вы позволяете себе чересчур! В конце концов святой отец не заслуживает нареканий.
- Ничего, ничего, - спокойно произнес священник. - Господин офицер еще молод. Не все сразу постигается, не все сразу вырастает. Геологи говорят, что здесь в далекие времена было море. Потом море отошло, обнажилось дно морское, стало землей. Сперва та земля заросла солончаками и полынью, получилась полынная степь. Верно я говорю, господин инженер?
- Вам бы сподручнее о том, как Господь создал сушу - ответил инженер. Но вообще - верно.
- Ну я только передаю вам, что мне говорили, - сказал священник. Потом полынные степи заменялись ковыльними, а с севера шли кустарники и дерева. По глине - северо-русские березы и осины, по выщелоченному песку сосны. А человек - та же земля, и в нем всякая жизнь может жить...