Авиэзер Голан - НИЛИ - верный израилев не скажет неправды
Два года Арон прожил в Турции. Он управлял поместьем, собирал травы и растения Анатолии. Внедрял новые агротехнические методы в этих Богом забытых краях. Арон переписывался со своими учителями во Франции и оставался в курсе дел научного мира. Но сердце влекло его домой. Издалека он еще резче видел ущербность провинциальной жизни на родине, глубже понимал причины, побуждающие людей копать один под другого, но издали и мечта о возрожденной Родине выглядела ярче.
Один сионист пенял Аронсону, что он, мол, никакими сионистскими идеалами не интересуется. Деятель был прав. Арон был не из тех, кто способен включиться в движение, которое занималось обсуждениями, «переливанием из пустого в порожнее», жило собраниями и спорами. Он ненавидел подобные занятия.
В письмах к родным и в его дневнике можно найти скрытые чувства Арона. Не будучи членом какой-либо сионистской комиссии, он был сердцем и душой за Сион, опередил мечтою многих сионистов: он думал об Еврейском Государстве и строил планы создания портов, экономической структуры, обеспечивающей прогресс, в мечтах видел еврейскую армию и рассчитывал импорт и экспорт будущего государства. Когда он узнал, что Герцль собирается посетить Палестину, то бросил все и поспешил домой, чтобы изложить гостю свои расчеты, и думы, но опоздал. Арон вернулся в Зихрон в день, когда Герцль отплыл из Яфо.
Люди, жившие с Ароном рядом, видели в нем молодого агронома, очень энергичного, молчаливого, углубленного в себя, но очень делового. Они дивились его умению управлять фермой, и не подозревали, что под оболочкой сухой деловитости прячется душа мечтателя, который, показывая турецким батракам новые методы прививки винограда, фантазирует о том, как еврейские десантники, высадившиеся с моря, покоряют для своего народа «Южную Сирию», как турки величали Эрец-Исраэль.
Видя, как взяточничество и коррупция губят оттоманскую империю, Арон убедился, что под властью этой империи еврейское население Палестины никогда не достигнет процветания. Турки этого не допустят. Он пришел к новому решению: еврейские полки высадятся в бухтах Родины, поднимут национальный флаг и попросят о помощи и вмешательстве великих держав, которые не преминут отрезать еще один кусок от турецкой империи. Чтобы изучить морское дело, Арон связался с контрабандистами и несколько раз выходил с ними в море в туманные ночи.
Его работа в Турции закончилась почти столь же скандально, как управление поселением в Метуле: он поспорил с одним из своих помощников, евреем из Палестины, инструктором из сельскохозяйственной школы в Микве-Исраэль, причем сам же Аронсон и пригласил его в Турцию. Помощник пожаловался хозяину на Аронсона. Когда его вызвали для объяснений, всплыло «дело о зерне» в Метуле. Аронсон отказался доказывать свою честность. Он сказал: «Если вы могли вообще прислушиваться к клевете на меня, то мне тут делать нечего». И отплыл домой.
А там, тем временем, произошли крупные перемены. Прежде всего был положен конец правлению чиновников барона. Ротшильд передал свои владения в Палестине компании ИКА. Еврейская колония была готова принять с распростертыми объятиями одного из немногих своих сыновей, посмевшего восстать против чиновников, но Арон не собирался прощать соотечественникам их подлого поведения.
Вместе с немцем, Францом Леерером, Аронсон создал компанию по продаже и аренде сельхозмашин и пытался обучать еврейских селян механизации труда. Дело прогорело, Арон потерял немало из того, что заработал в Турции. Но, разъезжая со своими машинами по имениям, уговаривая помещиков купить их, он возобновил исследования растений. Он изучал также дороги и тропинки страны, обогащая свою память и знания.
Среди его немногочисленных друзей той поры были агрономы Сускин и Трайдель, с которыми он вместе опубликовал несколько статей и с которыми мечтал о временах, когда по тропинкам, где они кочуют, помчатся скорые поезда, сменив верблюжьи караваны, а в стране возникнут сотни еврейских поселений.
К этой поре относятся также считанные личные переживания Аронсона, о которых мы хоть что-то знаем. Он влюбился в жену одного из своих приятелей. Это была безнадежная любовь, так как женщина любила своего мужа. Однажды Арон открылся обоим супругам и больше никогда к этой теме не возвращался. До самой смерти он оставался верным другом четы, и они отвечали ему взаимностью, так и не спрашивая, умерла ли в его сердце любовь или живет и мучает его.
Арон не был склонен к душевным излияниям. Он был индивидуалистом. Его брат Александр говорил: «Он испытывал тягу к уединению, отрешению от всех. Он уезжал на своей кобылке прочь от людей, спал на земле, укутавшись арабской накидкой, питаясь шоколадом, от которого откусывал иногда по кусочку».
Но и Александр не знал, в какой мере монашеский аскетизм брата являлся выражением его натуры или же следствием несчастливой любви. Еврейское население считало Аронсона «чудаком». Люди пытались вовлечь его в свой круг, приобщить к общественной деятельности, начавшей развиваться на крыльях второй алии. На короткое время Арон увлекся. Но общественная деятельность, какой она была в те времена, была не для него. Он не сумел сколотить собственную «партию», не умел торговаться, увещевать. Он предлагал людям совет или высказывал свое мнение и говорил: «Принимайте или отвергайте». Его собеседники обижались от такого подхода, они не могли понять его. Аронсон, вопреки выражению самоуверенности на лице, глубоко переживал, когда не принимали его советы.
Очень скоро он устранился от общественной деятельности, ушел с головой в исследования и в одиночество. Только в письмах он позволял себе разбивать стены замкнутости. Письма, посланные им и полученные им, все посвящены научным делам. Без того, чтобы он сам знал об этом и без усилий с его стороны и ведома людей, его окружавших, имя Аронсона становилось известным в большом мире, его слава ученого росла, о нем говорили, как об интереснейшем человеке с оригинальными воззрениями. Он состоял в переписке с известными учеными, с крупными исследовательскими центрами, и, когда в Палестину прибыл немецкий ученый, профессор Бланкгорн, он пригласил Аронсона в спутники для изучения геологии края.
Итоги этого научного поиска определили положение Аронсона в мире науки. Он и Бланкгорн были приглашены в Стамбул во дворец султана, где им вручили ордена. Но вершиной научной работы Аронсона было открытие дикорастущей пшеницы, «Матери злаковых», сыгравшей важнейшую роль в выведении высокоурожайных сортов пшеницы. Во всем мире искали ее — родоначальницу зерновых. Аронсон обнаружил ее на склонах Хермона и на миг обратил внимание всей мировой общественности на этот забытый Богом уголок земли, на окраинах турецкой империи.
