Джером Джером - Я становлюсь актером
«И это очень дешево, — сказал он. — Вещи будут хорошие и всегда смогут пригодиться». С чем я опять согласился и прибавил, что надеюсь, они будут стоить этих денег, недоумевая, какое все это может иметь ко мне отношение.
И тут он осведомился, смогу ли я уплатить всю сумму сегодня или принесу с собой в следующий раз.
«Я! Я платить! — воскликнул я, забыв от удивления грамматику. — Чего ради?»
«Чего ради! Да ради костюма, — отвечал он. — Ведь вы не можете играть без него, а если возьметесь доставать вещи сами, вы заплатите лишних четыре фунта, только и всего. Если у вас нет с собой всей суммы, — добавил он примирительно, — вы можете заплатить столько, сколько у вас есть, а я постараюсь уговорить моего друга поверить вам в долг остальное».
Наведя справки среди других актеров, я выяснил, что трое из них уже отдали ему около пяти фунтов каждый, а четвертый собрался вручить ему четыре фунта десять шиллингов на следующий день. Мы вместе с еще одним актером из труппы договорились подождать и посмотреть. Смотреть, впрочем, оказалось не на что. Знаменитых профессионалов мы так и не увидели, а после следующей вечерней репетиции больше не увидели и нашего антрепренера. Те, кто ему заплатил, увидели еще меньше.
Тогда я подумал, что надо бы мне вести поиски путей на сцену самому, без помощи агентов и объявлений. Тот же друг, который посоветовал мне не писать писем антрепренерам, одобрил мое намерение и сказал, что лучше всего время от времени заглядывать в «Оксиденталь». И я стал туда заглядывать. Надо полагать, нет такого актера, который не знал бы «Оксиденталь», хотя этот ресторан и пытается спрятаться в глубине темного дворика, несомненно, от застенчивости своего характера, свойственной его профессии.
Там я нашел общество людей приятных и доброжелательных, ничего не имевших против того, чтобы выпить за мой счет. Стоило мне, однако, намекнуть, что я хотел бы попасть в их ряды, как они обращали на меня взор, полный глубочайшего сожаления, и принимали озабоченный вид. Они печально качали головами, рассказывали мне о своих испытаниях и делали все, чтобы убедить меня отказаться от моего намерения. Но я видел в них эгоистов, которые стремятся закрыть молодому дарованию путь на сцену. Даже если их советы были искренни, рассуждал я, не стоит обращать на них внимание. Каждый считает свою профессию наихудшей, и если начать искать себе такое поприще, на которое вам рекомендовали бы вступить те, кто уже на нем подвизается, пришлось бы бездельничать всю оставшуюся жизнь. Поэтому я не обращал внимания на их предостережения и стоял на своем и наконец нашел человека, который мог мне помочь.
Это был массивный, вялый с виду тип, который поддерживал свое существование, казалось, исключительно шотландским виски и длинными сигарами и никогда не был ни совершенно трезв, ни совершенно пьян. Пахло от него не слишком хорошо, и это чувствовалось тем более, что, разговаривая, он имел обыкновение тяжело дышать в лицо собеседнику. Раньше он был провинциальным антрепренером, на что он жил теперь, для меня оставалось загадкой, потому что, хоть он и снимал грязноватую маленькую заднюю комнату в переулке, идущем от Стрэнда, и называл ее своей конторой, он заходил туда только поспать. Тем не менее он был хорошо известен в театральных кругах, посещавших «Оксиденталь», — скорее известен, чем уважаем, как я выяснил впоследствии, — и сам знаком абсолютно со всеми, и потому я решил, что он как раз тот, кто мне нужен. Поначалу он проявил не больше энтузиазма, чем остальные, но когда я намекнул, что готов уплатить небольшое вознаграждение, чтобы добиться прослушивания, он задумался, а потом заявил, что не видит причин, мешающих это сделать. Когда я назвал сумму, которую готов был уплатить, его оптимизм еще немного возрос, и он пришел к выводу, что сделать это можно. Он даже стал уверять меня, что я могу прославиться, если я полностью отдам себя в его распоряжение.
«Мне случалось делать это для других, — сказал он, — я могу сделать это и для вас, если захочу. Вот, например, N., — продолжал он, вдруг становясь разговорчивым. — Теперь он зарабатывает восемьдесят фунтов в неделю. А ведь, черт возьми, сэр, я сделал этого человека, вот именно, сделал его. Он бы так и остался третьеразрядным провинциальным актером, если бы не я. А посмотрите на X., я знавал его, когда он еще был дублером и зарабатывал двадцать два шиллинга в неделю вместе со стариной Джо Клэмпом, да и то не каждую неделю, заметьте. Я привез его в Лондон, представил его в Саррее, повез в Вест-Энд, сделал из него человека. А теперь он едет мимо в своей карете и меня даже не замечает». И мой новоиспеченный друг вздохнул и попытался утопить свое возмущение неблагодарностью человеческой природы в очередной порции спиртного.
«Да, сэр, — продолжал он, оторвавшись от своей рюмки, — я создал этих людей, почему бы мне не создать и вас?»
Поскольку я не мог привести никакого возражения на этот счет, он решил так и сделать; даже несмотря на то, что впоследствии я, возможно, окажусь таким же, как все остальные, и забуду его, взойдя на вершину славы. С самым торжественным видом я стал уверять его, что это не так и что, когда я стану великим, я буду так же рад видеть его, как сейчас, и я от души пожал ему руку в знак нашей дальнейшей дружбы. Я был ему безмерно благодарен за все те одолжения, которые он был намерен мне оказать, и был удручен тем, что он мог думать, что я окажусь таким же неблагодарным и отвернусь от него.
Когда мы встретились на следующий день, он сказал мне, что все в порядке. Он устроил мне ангажемент у антрепренера по интермедиям в Саррее, которому он меня и представит завтра утром, чтобы мы могли подписать соглашение и обо всем договориться. Для этой цели я должен был завтра прибыть в его контору к одиннадцати — и принести с собой деньги. Таково было его прощальное указание.
Домой я не шел, а бежал вприпрыжку. Я распахнул дверь и вихрем взлетел по лестнице, но был слишком возбужден, чтобы усидеть дома. Я решился отобедать в первоклассном ресторане; обеденный счет существенно сократил мои и без того скромные средства. «Ерунда, — подумал я, — что такое несколько шиллингов, ведь скоро я буду зарабатывать сотни фунтов». Я пошел в театр. Не знаю, что это был за театр, какую пьесу давали. Я замечал лишь игру, да и то ровно настолько, чтобы воображать, насколько лучше я смог бы сыграть каждую из ролей. Я размышлял о том, как бы мне понравились эти актеры и актрисы, если бы я стал работать с ними. Я решил, что мне, пожалуй, приглянулась бы примадонна, и воображение нарисовало мне все детали самого бешеного флирта, который сведет с ума от ревности всех остальных актеров. Я вернулся домой, лег в постель, но так и не заснул всю ночь, предаваясь мечтаниям.
