Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
В 1776–1793 гг. Уорс было местечком столь незначительным, что почти нищим. Оно лежало на равнине между Сандвичем и Диллом, на расстоянии примерно одной мили от моря. Со стороны моря почва была кислой и пропитана водой, что служило удобной отговоркой для крестьян, предпочитающих зарабатывать себе на жизнь контрабандой. Штаб-квартирой контрабандистов была ферма «Под голубыми голубями», которая находилась у дороги, ведущей к побережью, напротив которого находится рейд, известный под именем Малый Даунс. В глубине суши, у перекрестка дорог, около двух десятков домиков теснились вокруг тихой часовни, на месте которой сегодня стоит собор. Уорс сегодня достаточно густо населен, в нем есть собор и школа (построенная в 1873 году), гостиница и поля для игры в крокет. В XVIII веке все это выглядело по-другому, когда местечко даже не заслуживало того, чтобы размещать его на карте, а когда оно все-таки туда попадало, то называли его по-разному: Уорд, Уордс или Уорс.
Насколько местечко не было городком, настолько еще менее местный медик мог претендовать на звание врача. Чтобы понять это, нам придется погрузиться в историю. Когда в 1857 году Горацио скончался, в некрологе «Таймс» было указано, что его отец, д-р Хорнблауэр, вел свое происхождение из «древнего рода графства Кент». В какой-то степени это, очевидно, правда, поскольку эпитет «древний» можно применить к любому роду, при условии, конечно, что имеется в виду исключительно древность как таковая. Род Хорнблауэра мог быть древним, однако наверняка он не был известным. Похоже, все Хорнблауэры или «Мужи из Кента» или, попросту, все жители этого графства, имели предков, которые проживали в Мэйдстоне или ближайших местечках. В начале XV века некий Николас Хорнблауэр владел в Эйлфорде достаточным количеством земли, чтобы попытаться обзавестись гербом. На присвоенном ему гербовом щите был серебряный шеврон на черном поле и голубая рыба между тремя, собственно, рогами (трубами). Однако ничего большего он не добился, а его потомки ничем особенным себя не проявили и даже не были уже землевладельцами. Первым Хорнблауэром, который был более или менее известен, стал Иеремия Хорнблауэр (1692–1754), торговец зерном из Мэйдстона; своим завещанием он основал местный сиротский дом, однако при этом поставил условие, что бедных сироток там будут обучать ремеслу. После 1760 года про судьбу этого завещания нам уже ничего не известно, возможно оттого, что на осуществление этой благородной цели уже не хватало средств. Зато мы знаем, что у Иеремии было пятеро детей, в том числе две дочери. Старший сын, Джеймс, аптекарь и фармацевт, родился в 1714 году, практиковал в Мэйдстоне и умер в 1769 году, не оставив потомства. Следующий сын, Джонатан (1717–1780), был довольно известным инженером, а третий — Джошуа (1729–1809), в молодые годы уехал в американские колонии, где позднее стал председателем совета депутатов штата Нью-Джерси. От него происходят американские Хорнблауэры, а от Джонатана — та семья, которая нас интересует.
В свою очередь, у Джонатана было три сына: старший — Яков (родившийся в 1738 году) и два его младших брата: Джонатан Картер (1753–1815) и Джейбз Картер (1744–1814). Оба они стали инженерами, а Джейбз, возможно, изобрел машину для обработки перкаля. Джонатан же работал у Джеймса Уатта, но поссорился с ним из-за какого-то патента. Яков работал у своего дяди Джеймса, но когда, наконец, смог открыть собственную практику, то сориентировался, что в Мэйдстоне не хватит места для еще одного аптекаря. В 1759 году он женился на Маргарет Роусон, дочери неплохо зарабатывавшего строителя судов в Дилле и переехал вместе с семьей в те края. Он был аптекарем в местечке Уорс и именно там, 4 июля 1776 года родился их единственный сын. Это произошло в тот самый день, когда американские колонии постановили провозгласить свою независимость. Дав сыну имя Горацио, аптекарь проявил собственную независимость, поскольку семейные традиции предписывали давать каждому потомку мужского рода имя, начинающееся с буквы «Д». Каково бы не было происхождение этой несколько неумной традиции, Яков не стал ее придерживаться. Также не подлежит сомнению, что окрестил своего ребенка в честь Горацио (или Хораса) Уолпола, четвертого сына известного премьера. Конечно, надежда на протекцию была весьма слабой, однако это следовало отметить. Похоже, Яков был настолько опытным гравером, что смог проиллюстрировать свой собственный (причем единственный) печатный труд: «Травник Кента» (Кентерберри, 1761) и, таким образом, заслужил заметку в две строки в книге Уолпола «Граверы Англии» (1763). Так что, когда в 1771 году вышло в свет второе издание «Травника», оно было посвящено Уолполу, что могло быть признано не слишком приличным даже по тем временам. Ни тогда, ни когда-либо позднее Яков Хорнблауэр так и не дождался ответа на этот свой шаг, так что, похоже, выбор имени единственного сына стал для него, если говорить про Уолпола, искоркой последней надежды на протекцию, которая так никогда и не сделалась реальностью.
Если медик не был врачом, то и его партнер по висту также не был пастором. Уорс в те времена не являлось самостоятельным приходом, и часовню местечка обслуживали многие викарии, причем некоторые из них при ней и жили. В реестре можно найти упоминания о преподобном Уильяме Томасе в 1773 г., преподобном Джоне Аткинсе в году 1776, преподобном М. Нисбете в 1779-м, преподобном Томасе Педингтоне в 1781-м и преподобном М. Гаррете в 1789 году. Из них в Уорсе жил лишь Педдингтон, и это именно он и его жена играли в вист с аптекарем и его супругой, что представляется весьма естественным. По свидетельству Хастеда (1799), часовня св. Петра и Павла была «маленьким, бедным домиком, с западной стороны которого была пристроена маленькая башенка, на которой находятся два колокола». После этого пессимистичного замечания Хастед меняет тему, что позволяет нам прийти к выводу, что с паломничеством в Уорс следовало, как минимум, подождать до тех пор, как погода наладится.
А что же с землевладельцем? Единственной усадьбой, хозяин которой имел хоть сколько-нибудь значительный вес, является Аптон Хаус, который существовал уже в 1736 году. Построенный на лучших землях в глубине местечка, он был резиденцией Карла Мэтсона, эсквайра, смерть которого в 1791 году была увековечена памятной доской. Очевидно, он и был тем самым человеком, перед которым Горацио Хорнблауэр снимал шляпу. Скорей всего, он был единственным землевладельцем, которым местечко могло похвастаться. Но здесь нас снова ожидает разочарование, поскольку Аптон Хаус называли также и Аптон Фарм, причем даже сама ферма принадлежала не Мэтсону, а отсутствующему графу Кауперу, который, наверное, никогда и не бывал в этих краях, где по количеству принадлежащих ему земель мог поспорить с также постоянно отсутствующим графом Гилфордом. Так что «землевладелец» оказывается лишь кем-то, не намного лучшим обыкновенного арендатора поместья, обрабатывавшего сто двадцать гектаров наиболее плодородной почвы. Если бы он был мировым судьей, этот факт нашел бы отражение на памятной доске. Так что можем предположить, что Мэтсон им не был, что, по крайней мере, позволяло ему не беспокоиться из-за деятельности, центром которой была ферма «Под голубыми голубями», сознательно не обращая на нее внимания.
