Федор Ошевнев - Записки букиниста
— Скажите, а у вас дома телефон есть? — интересуюсь я.
— И что с того? — пока не понимает Нападательница.
— Продиктуйте-ка мне номерок…
Я вытаскиваю из кармана листочек и авторучку.
— А это еще зачем?
— Так звонить по утрам буду. Вы сегодня на прогулку идете? Все, понял, сижу дома, чтобы активному мальчику не мешать на газоне резвиться. Хотя, к слову, это ведь тоже запрещается. Ну, а уж коли подопрет, что последний хрен без соли доем — извиняйте. Тогда уж вы дома покукуйте, а я поторгую. На хлебушек…
— А-а-а-а! Гад! Сволочь! Я твой лоток завтра же прикрою! Милиция! Где милиция?
ТЫ ВЫГОДЫ СВОЕЙ НЕ ПОНИМАЕШЬ!»
Жарким июльским днем к моему торговому месту подбредает ветхий дед. В руке — алюминиевая трость, на голове — мягкая соломенная шляпа-панама с высокой дырчатой тульей. Такой модный с полвека назад головной убор, помнится, носил и мой отец. Разговор визитер начинать не спешит: отдуваясь, цепляет трость набалдашником за локтевой сгиб, снимает шляпу, обмахивается… Потом вытирает блестящую лысину огромным носовым платком и, наконец, вкрадчиво предлагает:
— Купи у меня дефицитную подписку.
— Это какую же?
— Пятьдесят пять томов Ленина.
Становится даже интересно: совсем дед меня за лоха держит. Дефицитной подпиской-то объявляется чистой воды неликвид. Ладно, старый гриб, пошуткуем.
— И сколько же просишь?
— Да почти что задарма отдаю. По двадцать рублёв за том.
— Итого, значит, тысяча сто «деревянных»?
— Так и быть, пущай будет ровно «круглая». Цельных сто рублёв тебе от щедрот скидываю, — сопровождает дед собственное великодушие широким взмахом руки. — Ты их здесь за пять тыщщ продашь! А ежели полежат, так лет через двадцать пять вообще этим станут… Как его… Ларитетом!
— Вот и обожди четверть века, потом озолотишься.
— Я столько не проживу, — сокрушается старый гриб.
— Это не ко мне. Это вон туда, — тычу пальцем в небо. — А не хочешь ждать, вставай рядом и сам продавай. Поглядим, когда и сколько тебе «тыщщ» отслюнят.
— Я за корыстью не гонюсь. Зато тебе шанс козырный даю. Ты выгоды своей не понимаешь!
Так. Пустопорожняя беседа надоела. Переходим к решительным действиям.
— Это ж ведь темно-синие тома, с профилем вождя на обложке?
— Ну…
— Переплет твердый, тяжелый, а бумага офсетная, плотная, высшего сорта?
— Наверное… Да что я в ейных сортах разбираюсь, что ли? Хорошая! Белая!
— Значит, все пятьдесят пять томов купно «кэге» на тридцать точно потянут?
Дед недоуменно-негодующе вперяется в меня. Заплесневело соображает…
— Ты Ленина — и на килограммы мерять?
— Я? Да ни в коем разе! А вот в пункте приема макулатуры — ага. Принимают ее в центре по пятьдесят копеек за кило. Адресок подскажу. Загрузишь книги в две сумки — в одну все явно не поместятся, и на троллейбус. Проезд у нас в нем (дело происходило в 2005-м) нынче шесть рубчиков, но у тебя, пенсионера, половинный. А вот за груз, извиняй, сдерут по полной. Значит, шестью два и плюс три — пятнадцать. Сдашь все «мысли вождя» — ровно столько же назад возвернешь. Ну а уж обратно, пардон, поедешь в минус, за свой кровный трояк. Как перспективка?
Дед разом неосознанно расставляет ноги — так самцы человекообразных обезьян пытаются утвердить господство, когда опасаются вступить в драку, — сводит брови, учащает дыхание и, наконец, негодующе орет:
— Дур-рак! Ты выгоды своей не понимаешь! И трижды три раза дур-рак! Я… Ему… А он! Затупок! Глуп, как гусь! И выгоды своей… Дур-рак!
— Слышь, дед, шел бы ты отсюда подобру-поздорову, — советую я.
— Не понимаешь! Не понимаешь! Не понимаешь! — заклинило старого гриба.
— Зато понимаю, что ты сам плоскостью ума подобен таракану.
— Че-его? — И обладатель «дефицитной подписки» стучит тростью по асфальту. — Ты! Старого человека! Оскорблять? Да я на тебя в милицию! Гад!
— И еще сволочь, — подсказываю.
— Да! И выгоды, выгоды своей ни хрена не понимаешь!
Восвояси дед удалялся долго. То и дело оглядывался, грозя тростью и бисируя:
— Дур-рак! Выгоды ни в зуб не понимаешь!
«ЧТО, ЖАЛКО, ДА?»
На самой первой клеенке, внизу, обычно раскладываю так называемые «одноразовые» детективы: мягкие, в половину от стандартного формата книжицы. Покупают из их числа преимущественно авторов-женщин. И в основном дамы же. Кому Устинова особенно нравится, кому Полякова или Шилова… Но больше всего любительниц Дарьи Донцовой. Книги этих же писательниц, изданные в классическом формате и твердой обложке, расходятся неважно.
— «Одноразовую» я прочту и выкинуть не жалко. Или кому-то подарю, — объясняла однажды мне постоянная клиентка. — Да и цена у «мягких» подешевле.
— Хотите, в твердой обложке за столько же отдам? — предложил тогда.
— Не хочу. Мягкий вариант и легче, и в сумочке места меньше занимает, и от начальства на работе прятать удобнее. Не-е, не хочу.
И вот однажды к «одноразовому» товару подошла девушка — по виду студентка-старшекурсница. Перелопатила его весь, а потом осведомилась:
— Мужчина, а вы поменяться не хотите?
— Что на что?
— А вот, вы мне Донцову и Шилову, а я вам Маринину и Устинову. У меня их книг по двадцать.
— Не хочу.
— Ну почему?
— Неравноценно. На Донцову с Шиловой спрос больше, да и продаю я их пусть ненамного, но подороже.
— Какой вы, однако, меркантильный…
— На том и стоим. Моей семье тоже кушать надо.
— Ну хорошо, хорошо, а если Донцову на Донцову?
— Приносите. Но — более старые издания поменяю на изданные примерно в те же годы, а свежие на свежие. И, разумеется, два к одному.
— Не поняла…
— Чего ж тут неясного? Вы мне — две книги, я вам — одну.
— А почему это не одну на одну? — яростно возмутилась «студентка».
— Да потому… Ну, ваша выгода понятна — за бесплатно новое чтиво получить. А моя в чем? Впустую день простоять? Вообще-то, я книги продаю. Точнее: пытаюсь продать. Вы же тратиться не желаете, а рыбку чтоб съесть. Идите тогда в библиотеку. Кстати, там этот жанр уже давно платным сделали.
— Но у вас же их вон сколько много! — не отлипала «студентка». — Хотя бы разочек можно? Десяточек… Я быстренько сбегаю, недалеко отсюда живу.
— Девушка, извините, вы лучше идите туда, где свою литературу покупали, там штука на штуку и меняйте. А потом ко мне придете, расскажете, выгорело или как.
— Что, жалко, да? Жалко? Ну, так и скажи! — моментально перешла «студентка» на «ты» — Жмот! Крохобор! Сквалыга!
