Владимир Проскуряков - Иоган Гутенберг
Слово предоставляется Гвиберту Ножанскому – богослову и историку. – оставившему автобиографию – великолепный документ эпохи.
«Над этим городом (Ланом) издавна тяготело такое злополучие, что никто в нем не боялся, ни бога, ни властей, а каждый, сообразуясь лишь со своими силами и со своими желаниями, производил в городе убийства и грабежи…
Сеньоры и их слуги открыто совершали грабежи и разбои; ночью прохожий не пользовался безопасностью: быть задержанным, схваченным и убитым – вот единственно, что его ожидало.
Духовенство, архидиаконы и сеньоры, видя такое положение дел и изыскивая всевозможные способы, чтобы вытянуть деньги из простонародья, вступили с ним в переговоры через посредников, предлагая представить им право, если они заплатят достаточную сумму, образовать коммуну».
Что означало образование коммуны?
«Все жители, обязанные платить поголовно определенный чинш[3] должны были выплачивать однажды в год своему сеньору обычные крепостные повинности и платить законно установленный штраф в случаях, когда они совершали какой-либо противный законам проступок. На этих условиях они совершенно избавлялись от всех повинностей и взносов, которые, обычно, налагались на сервов.[4] Пользуясь случаем откупиться от множества притеснений, простолюдины дали кучи денег этим сребролюбцам, руки которых подобны были бездонной яме, которую нужно было наполнить».
Когда заключался этот договор, епископ Годри был в отъезде. Возвратившись, он разгневался на перемены, но получив от горожан деньги, пошел на уступки.
«Он принял присягу в том, что будет соблюдать права коммуны». Король, склоненный щедрыми дарами простого народа, согласился утвердить этот договор и закрепить его присягой.
«Боже мой, кто бы мог рассказать о той борьбе, которая разгорелась, когда, после того как были приняты подарки от народа и дано было столько клятв, эти же самые люди стали пытаться разрушить то, что они клялись поддерживать и пытались вернуть в прежнее состояние рабов, однажды освобожденных и избавленных от всех тягостей ярма».
Епископ и сеньоры замыслили уничтожить коммуну и подарками склонили к этому короля.
«Нарушение договоров, создавших Ланскую коммуну, наполнило сердца горожан гневом и изумлением; все лица, занимавшие должности, прекратили исполнение своих обязанностей; сапожники и башмачники закрыли свои лавочки; трактирщики и харчевники невыставляли никаких товаров и никто не надеялся, чтобы в будущем что-нибудь оставили им господа, жадные к добыче».
«Уже не гнев, а ярость дикого зверя охватила людей нисшего класса; они составили заговор, скрепленный взаимной клятвой».
Горожане готовились пролить кровь за коммуну. Епископ относился презрительно к бунтующим рабам, он говорил: «Вы думаете, что эти люди могут что-нибудь сделать со всеми своими мятежами? Если Жак, мой негр, потащит за нос самого страшного из них, он не посмеет на него заворчать. Ведь вчера я заставил их отказаться от того, что они называли своей коммуной, на все время моей жизни».
На следующий день после того, как Годри произнес эти слова вспыхнуло восстание. Это было на пятый день пасхи.
«После полудня епископ рассуждал с архидиаконом Готье о деньгах, которые нужно было собрать с горожан: вдруг по городу распространилась тревога и множество людей кричало: „коммуна, коммуна!“. Многочисленные толпы горожан, вооруженные шпагами, обоюдоострыми топорами, луками, секирами, дубинами и копьями наполнили храм пресвятой девы и устремились во дворец епископа».
Некоторые сеньоры, обещавшие поддержку епископу, пытались притти к нему на помощь, но были убиты толпой, этот пример удержал остальных.
«Епископ с помощью нескольких вооруженных людей защищался как мог, осыпая каменьями и бросая дротики в нападающих… Не будучи в силах, в конце концов отразить смелые атаки народа, он оделся в платье одного из своих слуг, бежал в подвал под церковью, заперся там и спрятался в винной бочке, отверстие которой заткнул один верный слуга. Годри думал, что он хорошо укрылся. Горожане сновали туда и сюда, ища, где бы он мог быть и громко звали его называя не епископом, а мошенником».
Слуга выдал епископа. Когда открыли отверстие бочки, все начали спрашивать, кто находится там внутри. Один из преследователей ударил епископа палкой, и тот, похолодев от ужаса, ответил: «Здесь несчастный пленник».
«Годри был вытащен за волосы из бочки, осыпан множеством ударов и повлечен среди бела дня в узкий монастырский переулочек к дому капеллана[5] Годфруа. Несчастный молил в самых жалких выражениях о милосердии, обещал принести клятву, что никогда не будет их епископом, предлагал им большие суммы денег и обязался покинуть отечество, но все с ожесточением отвечали ему только оскорблениями; один из них, Бернар де Брюйер, подняв свою обоюдоострую секиру, свирепо раскроил ему череп… Наконец, труп Годри, ограбленный до-нога, был брошен в угол перед домом его капеллана».
«Тело епископа оставалось с наступлением пятого дня, недели до третьего часа следующего дня распростертым в пыли и совершенно обнаженным».
Господа и духовенство бежали из города – горожане мстили. Порядок в городе был водворен королем.
Рауль, архиепископ Реймский прибыл в Лан, чтобы восстановить церковь. После богослужения он произнес речь «Слуги – сказал он – со всяким страхом повинуйтесь господам, говорит апостол»…
Через 16 лет после описанных событий преемник Годри вынужден был пойти на восстановление коммуны с прежними ее правами. Король Людовик VI Толстый даровал Лану свободы.
Грамота короля начинается так:
«Во имя святой и нераздельной троицы. Аминь.
Божьей милостью Людовик король французов, объявляем всем нашим верным, – как будущим, так и настоящим – следующее мирное постановление, которое по совету и с согласия наших вельмож и ланских граждан мы учредили в Лане, простирающемся от Ардена до Высоколесья, так что в пределы его входят селение Люльи, а также виноградники и гора:
1. Никто не имеет права без разрешения судьи задержать ни свободных людей, ни крепостных…»
Так было в Лане.
Возвращаясь к Майнцу отметим основные даты завоевания им городских свобод.
Впервые привилегии горожанам Майнца были даны в 1135 г. архиепископом Адальбертом I. Документ этот начертан на тяжелых бронзовых дверях Майнцкого собора.
Магистрат[6] Майнца существует с 1244 г., когда архиепископ Зигфрид III даровал маинцам письмо о городских свободах.
Если ко времени юности Иогана Гутенберга смолкли набаты, созывавшие граждан на воину с архиепископами и князьями, то борьба между патрициями и бюргерской оппозицией была в самом разгаре.
