Виктор Бузинов - Десять прогулок по Васильевскому
Я родился и вырос здесь. И прожив на Васильевском часть своей жизни, в 60-е уехал с него, чтобы однажды, годы спустя, «заболеть» им. Болезнь моя – если это, конечно, болезнь, – имеет отношение к возрастной ностальгии. Я вдруг заметил, что стал глубоко грустить о покинутом мною острове. Он стал наведываться в мои сны, тревожить прошлым – «господи, так ведь это ж было на Васильевском», – и, словно мстя мне за былое мое юношеское отсутствие пиетета к его сединам, незаметным образом частыми напоминаниями о себе развил во мне способность «усекать» в памяти все, что относится к его, скажем так, неформальной истории. Именно неформальной.
Я давно уже отношусь к острову, как к живому существу. Чем-то обойденному судьбой, многократно обиженному, виноватому не по своей вине.
Ведь даже название его – Васильевский, с точки зрения топонимики, не прояснено до конца. До сих пор бытует легенда, что назван он так по имени поручика бомбардирской роты Василия Корчмина. После закладки Петропавловки он командовал батареей на Стрелке острова, доставшегося русским под финским именем Гирвисаари, что значит Лосиный. Посылая Корчмину деловые депеши, Петр адресовал их кратко: «Василию, на остров». Отсюда, дескать, и Васильевский. Но это – лишь миф.
Васильевским остров назывался еще в XV веке. Среди новгородских посадников, владевших им, известны три Василия – Василий Казимир, Василий Селезень, по прозвищу Губа, и Василий Ананьин. Большинство исследователей до недавнего времени сходились на том, что остров был назван по имени казненного Иваном III в 1471 году Василия Селезня. Но так ли это на самом деле – доподлинно не известно. Тем более, что в своей книге «Предыстория Санкт-Петербурга» историк и литератор Александр Шарымов приводит данные в пользу еще одного – в данном случае, неизвестного, – Василия, давшего острову свое имя. Шарымов ссылается на письмо, датированное 1421 годом, где говорится о некоем Саве, торговце солью с Васильева острова. Значит, получается теперь, что название острова имело отношение к какому-то Василию еще за полвека до казни Василия Селезня.
И вот уже после того, как вышло в свет первое издание «Прогулок» возник проект установки памятника Василию на Седьмой линии. Но какому Василию? Похоже, все-таки – Василию Корчмину, петровскому бомбардиру, что в стужу и зной, дождь и етер неотлучно нес на острове свою службу.
Кстати, о ветрах и вообще о погоде на Васильевском. Утверждают – не знаю, правда ли, – что зимой здесь чуть холоднее, чем других питерских районах. Если это так – виной тому все та же, удобная для ледяных сквозняков, прямизна местных линий. Летом остров первым принимает на себя с залива дождевые тучи, а поздней осенью – грозящую наводнением нагонную волну.
Не позавидуешь ему, чего уж там…
Еще Николай Павлович Анциферов в своей книге «Душа Петербурга» заметил, что Петербург может быть назван «приютом несовершенных дел». Он говорил так о городе вообще, но более всего это относится именно к Васильевскому.
Здесь намечался по замыслу Петра центр города. Но, увы, этому плану, как и многим другим, связанным со строительством на острове, не суждено было сбыться.
В 1716 году любимым архитектором царя – Доменико Трезини – был представлен проект, по которому на Васильевском предполагалось создать четкую сеть прямоугольных кварталов. Вдоль разделяющих их улиц – линий Трезини предлагал прорыть каналы. Причем самый крупный из них провести на месте нынешнего Большого проспекта, чтобы торговые суда беспрепятственно проходили от моря до Стрелки, где планировалось разместить Петербургский порт. Рядом со Стрелкой, чуть дальше на запад, Трезини замышлял разбить центральную городскую площадь с каменным храмом и общественными зданиями, включая Биржу и Таможню. Архитектор слишком хорошо знал вкусы Петра. Знал его любовь к знаменитым каналам Амстердама. И потому не мог ошибиться: царю проект понравился.
А через год, находясь в Париже, Петр получил от знаменитого французского архитектора Жана Батиста Леблона новый план строительства Петербурга. По этому плану центр города намечалось создавать тоже на Васильевском. Сохранилось даже точное указание, где именно: в глубине Васильевского, примерно там, где Средний проспект пересекается с Десятой и Одиннадцатой линиями. Здесь на площади должен был находиться дворец Петра. А чуть ближе к морю, еще на одной громадной плошади – Сенат и Городская Дума. Было в этом проекте, что касается Васильевского, и множество других симпатичных предложений, оживлявших строгую, как шахматная доска, планировку Трезини.
Но предложения знаменитого француза – и это, как считают многие историки, первая потеря, которую понес остров, – были Петром отвергнуты. Собственно, сам план ему понравился, и он обласкал Леблона, заключил с ним контракт и дал в Петербурге огромное жалование и чин генерал-архитектора, но… велено было все-таки продолжать работы на острове по проекту Трезини. Чтобы ускорить строительство центра, в 1719-м был издан государев Указ, вменявший в обязанность всем русским дворянам, владеющим более чем сорока крестьянскими дворами, да и купцам, конечно же, возводить дома только на Васильевском.
Пытались насильно переселить на остров и жителей из других частей Петербурга, при этом исключения не делалось даже для иностранцев. Вот что писал прусский посланник Мардсфельд (его свидетельства приводятся в книге С. П. Луппова «Строительство Петербурга в первой четверти XVIII века»): «Так как окончательно решено, что настоящий город будет находиться на Васильевском острове, то было приказано жителям Немецкой слободы перебраться туда. На этой стороне вообще ничего не хотят оставлять, кроме строений, принадлежащих Адмиралтейству… Жители находятся в отчаянии. Их лишают домов, садов, теплиц, а потом по произволу заставляют на новых местах опять селиться, а все живущие по реке должны „строить каменные дома“.
Между тем, дома строились и не достраивались. Количество, как теперь говорят, «незавершенки» было на Васильевском ужасающим. Десятки каменных и деревянных строений стояли без крыш, потолков и полов, ветшая и разрушаясь от вечной питерской непогоды. Переезжать на отрезанный Невой от обжитого Петербурга остров, невзирая на всю строгость Петровских Указов, никто не спешил. Отговаривались нехваткой средств, отсутствием возможности прислать из имений нужное количество крепостных строителей, и оставались жить на Городском острове или вблизи, от царского дворца. По данным первого историка города А.И. Богданова, из 1758 участков, отведенных на Васильевском под строительство, более половины не было даже роздано, а из розданных застроено около пятисот. И все-таки, при всем сопротивлении петербуржцев, за первое десятилетие с начала застройки Васильевского было освоено, правда, в основном в юго-восточной части, около четверти территории. Обозначились набережные, начало Большого проспекта, наметились первые ряды улиц-линий.
