Михаил Ардов - Возвращение на Ордынку
— Нет, — произнесла она, — я не могу это слушать…
— А что произошло? — спросила моя мать.
— Вы понимаете, — объяснила Айзенман, — разговор все время такой. Анна Андреевна говорит: «Я вчера написала стихи». Маргарита Осиповна сейчас же произносит: «И я вчера написала стихи». Анна Андреевна продолжает: «Мне позвонили из журнала». Алигер опять вторит ей: «И мне позвонили из журнала…» Ну и так далее…
«…в Ташкенте в 1943 г. вышла маленькая книжка „Избранное“ под редакцией К. Зелинского (10 000 экз.). Рецензий о ней не было, и ее было запрещено рассылать по стране. Продавалась она в каких-то полузакрытых распределителях. На книге не обозначено место издания. (Запрещали ее, по словам А. Н. Тихонова, 8 раз.)»
(стр. 29).Я эту книжку ни разу в жизни не видел, но кое-что о ней на Ордынке рассказывалось. Когда встал вопрос об оформлении, Анна Андреевна будто бы сказала:
— Отдайте ее Сашеньке Тышлеру, и пусть он нарисует все, что угодно.
Но «Сашеньке Тышлеру» ее, разумеется, не отдали, и книжка вышла с обыкновенным в те годы оформлением. На последней странице обложки был помещен рисунок, изображающий юношу и девушку, которые обнявшись сидят на садовой скамейке и вдвоем читают раскрытую книгу. Лидия Корнеевна Чуковская вспоминала, что Ахматова, указавши ей на это изображение, произнесла:
— А вот это — я с парнем…
«Алим Пшемахович Кешоков»
(стр. 36).Этого кабардинского поэта привел на Ордынку С. И. Липкин. В те годы Кешоков был большим начальником — занимал пост одного из секретарей обкома партии. Анна Андреевна сказала ему:
— Вы, наверное, очень заняты. Когда же вы пишете стихи?
— По утрам, — отвечал гость с легким акцентом.
«15 февраля 60 г.
Из „Листки из дневника“.
Чудак? конечно, чудак.
…При Осипе нельзя было никого хвалить, он сердился, спорил, был невероятно несправедлив, заносчив, резок. Но если бы вы вздумали этого же человека порицать при нем — произошло бы то же самое, он бы защищал его изо всех сил»
(стр. 41).Однажды я прочел Ахматовой известные строки Мандельштама:
А еще над нами волен
Лермонтов, мучитель наш,
И всегда одышкой болен
Фета жирный карандаш.
А потом я спросил у нее:
— Почему Осип Эмильевич так нехорошо пишет о Фете?
Анна Андреевна улыбнулась и отвечала:
— Просто в ту минуту ему так показалось.
«А. А. Холодович в пятницу 8 1/2 ч.»
(стр. 42).Александр Алексеевич Холодович был лингвист-востоковед и так называемый «внешний редактор» корейских переводов Ахматовой. Я помню такой рассказ Анны Андреевны:
— Редактор в издательстве сделал в переводе поправку. У меня было: «девушки поют в лад», — а он заменил слово «лад» на слово «такт». В этом месте Холодович написал такое замечание: «„Такт“ по-русски и будет — „лад“».
«3 января 1957.
…вечером я у Маршака»
(стр. 42).В те годы Анна Андреевна поддерживала с Самуилом Яковлевичем дружеские отношения. Как-то она была у него в гостях и попросила меня заехать за нею.
Когда я вошел в кабинет Маршака, он что-то рассказывал своей гостье. Я услышал его слова:
— Он воевал во французских войсках в Первую мировую войну и очень отличился. Получил дворянство и стал генералом…
(Как я впоследствии понял, речь шла о Зиновии Моисеевиче Пешкове — родном брате Я. М. Свердлова и крестнике М. Горького.)
Увидев меня, Ахматова поднялась, и Маршак проводил нас до прихожей.
Когда мы вышли на лестницу, Анна Андреевна сказала мне:
— Совершенно выжил из ума. Как можно получить дворянство в республике?..
«1 апреля 1960 (Москва).
Позвонить: Булгаковой, Алигер, Марусе, Коме, Томашевскому»
(стр. 69).И опять в памяти целая сценка — звонок В. В. Иванову.
На Ордынке утро. Анна Андреевна садится поближе к телефонному аппарату и говорит мне:
— Ребенок, набери мне Кому… Давно я, грешница, с Комой не разговаривала…
Я снимаю трубку, а она диктует мне номер:
— В1-43-72…
И подсказывает, как спросить «Кому»:
— Вячеслава Всеволодовича…
«„Песня последней встречи“ — мое двухсотое стихотворение»
(стр. 79).Помнится, осенью шестьдесят пятого года Ахматовой доставили только что опубликованный французский перевод нескольких ее стихотворений. В их числе была и «Песня последней встречи». Но там эти стихи именовались так: «La chanson de la derniиre fois» («Песня последнего раза»). Анна Андреевна с полушутливым возмущением повторяла:
— Я им покажу — «Песню последнего раза»!..
Некое недоразумение произошло и при переводе ее стихов «Ночное посещение»:
Не на листопадовом асфальте
Будешь долго ждать.
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.
Снова свечи станут тускло-желты
И закляты сном,
Но смычок не спросит, как вошел ты
В мой полночный дом.
Так вот, переводчик решил, что «смычок» — это кличка собаки, которая не залаяла при появлении ночного гостя, и соответствующим образом интерпретировал стихотворение.
И последняя история в этом роде, она бытовала на Ордынке и была известна Ахматовой. В поэме А. Твардовского «Василий Теркин» существуют такие строчки:
На околице войны
В глубине Германии
Баня! Что там Сандуны
С остальными банями!
В румынском переводе поэмы будто бы есть такая сноска:
«„Сандуны“ — санитарный отдел Красной Армии».
«Я давно не верю в телефоны,
В радио не верю, в телеграф»
Летом 1964 года я купил свой первый транзистор — рижскую «Спидолу». Приемник работал на батарейках и мог в любой точке пространства извлекать из эфира голоса и музыку. Для Ахматовой это стало наглядным доказательством того, что весь мир пронизан радиоволнами и беззвучия как такового не существует. Я помню, как Анна Андреевна произнесла:
— Я больше ни одного слова не напишу о тишине…
«В наше время кино так же вытеснило и трагедию, и комедию, как в Риме пантомима»
(стр. 109).Надобно заметить, что к театру Ахматова никакого интереса не проявляла, а за новинками кинематографа старалась следить. Пока у нее были силы, она посещала наши замоскворецкие кинотеатры. Я помню, ей очень понравился французский фильм «Тереза Ракен» с Симоной Синьоре в главной роли. Столь же благосклонно она отнеслась к английской ленте «Мост Ватерлоо».
