Леонид Кузнецов - Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)
Далее следует ультиматум Советскому Союзу. Настолько наглый и оскорбительный, что он неизбежно должен быть отвергнут Москвой. Из этого и исходил Макартур, ибо в меморандуме тут же излагается программа действий США после "отказа красных" согласиться на ультиматум. И каковы эти действия?
Ответ Макартура таков:
"Атомная бомбардировка сосредоточения вражеских вооруженных сил и сооружений в Северной Корее", "высевание подходящих радиоактивных веществ из сопутствующих элементов при производстве атомной бомбы для того, чтобы перекрыть линии коммуникаций и снабжения, ведущих к югу от реки Ялу, с одновременной высадкой десанта на обоих берегах Северной Кореи".
В следующем пункте мы читаем:
"Далее следует сообщить Советам, что, возможно, возникнет необходимость нейтрализовать способность Красного Китая вести современную войну (это можно достигнуть путем разрушения ограниченного количества взлетно-посадочных полос, промышленных центров и баз снабжения Красного Китая, нарушения линии снабжения из Советского Союза) и высадки вооруженных сил националистического Китая (т. е. Тайваня.- Л. К.) в Маньчжурии близ устья реки Ялу..."
Наконец, окончательный, жесткий, не оставляющий никаких сомнений вывод: следует
"воспользоваться преимуществом именно в атомном оружии, ибо со временем оно, возможно, будет уменьшаться".
Как тут не вспомнить газету "Фигаро" от 20 января 1919 года, которая процитировала письмо германского императора Вильгельма II своему союзнику, австрийскому императору Францу-Иосифу, в первые дни войны 1914 - 1918 годов:
"Все должно быть утоплено в огне и крови. Необходимо убивать мужчин и женщин, детей и стариков. Нельзя оставить ни одного дома, ни одного дерева. Этими террористическими методами - единственными, которые способны устрашить такой выродившийся народ, как французы, война будет окончена менее чем в два месяца, в то время как, если я приму во внимание гуманные соображения, война продлится несколько лет".
По сути дела, меморандум о том же самом; только адрес другой.
Через некоторое время Д. Макартур спросил Д. Даллеса о впечатлении. Госсекретарь ответил: "Ваш план смел и выразителен, он мог бы принести успех. Тем не менее я думаю, что сначала Эйзенхауэр должен укрепить свои позиции как президент, прежде чем попытаться осуществить столь амбициозную и сложную программу. На это у него уйдет год". Как стало ясно позднее, Д. Даллес в душе и, если можно так сказать, "в голове" был за меморандум. Более того, он жалел, что "дал слабину" и не помог Макартуру уговорить президента. Газета "Нью-Йорк таймс" за 27 июня 1958 года сообщила, что, выступая в комиссии конгресса, Д. Даллес заявил:
"Я думаю, что мы выиграли бы горячую войну, но я не знаю, выиграем ли мы эту "холодную войну" или нет..."
Вспомним высказывание классика военного искусства Клаузевица: "Ведение войны в ее главных очертаниях есть сама политика, сменившая перо на шпагу".
Теоретик здесь допускает возможность выбора. Есть варианты - перо или шпага. Д. Макартур, предлагая Эйзенхауэру пойти на атомную войну (а именно об этом его меморандум), не оставляет выбора - только шпага, только уничтожение. Война перестает быть продолжением политики, потому что уничтожается сама политика, ее носители и исполнители. Именно эти выводы в данном случае вполне применимы и к памятной записке одного американского генерала другому, ставшему президентом.
К счастью, 17 декабря 1952 года бикфордов шнур атомного конца мира не был зажжен. Но Дуглас Макартур не выпускал из рук "спичек". Казалось, ничто не может свернуть этого человека с избранного им пути. Он определил его главные ориентиры еще в 1932 году, выступая перед выпускниками университета в Питтсбурге. Речь генерала внесена в хрестоматии антикоммунизма как блестящий образец, как некий сплав мыслей, рожденных в недрах милитаризма, "научного" капитализма и капиталистического практицизма, как пример эгоизма американской буржуазии, образа мышления и логики прагматика. Д. Макартур прежде всего обратил внимание молодого поколения на то, что его будущее, жизнь каждого конкретного американца, каждого, кто в данный момент слушает выступление, находится под угрозой пацифизма и коммунизма, которые "постоянно окружают нас. Они повсюду: в театрах, в газетах и журналах, на кафедрах ученых и в лекционных залах, в школах и колледжах, они, подобно туману, повисли перед лицом Америки, за ним же собираются и организуются силы мятежа, они разъедают мораль трудящегося человека".
Если пацифизм - "язва", которая, как указал начальник генерального штаба (оратор занимал именно этот пост и, естественно, располагал обширной информацией, в основном секретной), "все больше и больше пожирает политическое тело", то и методы ее лечения архипросты: Д. Макартур потребовал дать бой "сентиментализму и эмоциям, распространившимся, словно зараза, по стране, противопоставить им твердость здравого смысла". Он призвал отказаться от "пацифистских привычек" и выступить в защиту "национального достоинства и самоуважения", которому угрожает внешний и внутренний враг. Под врагом внешним подразумевался, конечно же, не Хирохито, японский император, а под внутренним, конечно же, не Ку-Клукс-Клан. Чтобы проиллюстрировать, как опасно поддаваться пацифизму, уступать коммунизму, проявлять даже не мягкость, а равнодушие, нейтралитет по отношению к внутреннему врагу, Д. Макартур забросал застывшую от изумления аудиторию вопросами:
"Где Рим и Карфаген? Где Византия? Где Египет? Они, они, некогда великие государства? Где Корея, чье смертельное рыдание так и не было услышано миром? Они развалились, разрушились, погибли, превратились в прах, пепел. А почему? Да все по той же причине - беспечность, боязнь применить железный кулак против пацифизма, коммунизма... История доказала, что некогда великие нации, которые пренебрегли своей национальной обороной, исчезли".
Этот отрывок из своего выступления Д. Макартур привел в "Воспоминаниях". Нет, он никогда не сожалел о том, что произнес такую речь, он гордился тем, что одним из первых повел новый поход против коммунизма, что подхватил знамя тех, кто послал во Владивосток полк "ищеек" и полк "полярных медведей" ( и сегодня в американской армии нередко подразделениям, частям, эскадрильям присваиваются звучные, броские, вызывающие, грозные названия), а после провала интервенции против Советской России спустил тех же "ищеек" (вначале 1920 года) на филиппинских патриотов, выступавших за национальную независимость.
Американская передовая общественность восприняла речь начальника генерального штаба как угрозу реакции, как науськивание "колеблющихся" против левых сил под флагом защиты "Римской империи" XX века.
