Александр Козлов - Жизнь и судьба русского генерала Антона Ивановича Деникина
Офицерство еще больше демократизировалось в годы первой мировой войны. "Мистическое обожание" монарха померкло тем более, когда Николай II, объявив себя Верховным главнокомандующим русской армии, на этом посту ничем себя не проявил. Порождением этой среды был и Деникин. Черты его политического облика определялись не воспоминаниями о трудностях детства и юности, а спецификой той общей атмосферы, в которой он повседневно вращался и воздухом которой дышал. Воспоминания о нелегком прошлом, наоборот, в нем пробуждали стремление крепче держаться за достигнутое ценой больших усилий. Его взгляды не отличались особой широтой, глубиной, четкостью и стройностью, В конце своей жизни он откровенно признавался: "В академические годы сложилось мое политическое мировоззрение. Я никогда не сочувствовал ни "народничеству"...- с его террором и ставкой на крестьянский бунт, ни марксизму с его превалированием материалистических ценностей над духовными и уничтожением человеческой личности. Я принял российский либерализм в его идеологической сущности без какого-либо партийного догматизма. В широком обобщении это приятие приводило меня к трем положениям: 1) конституционная монархия; 2) радикальные реформы и 3) мирные пути обновления страны. Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917г.".
Деникин не примыкал ни к каким оппозициям, верно служил, но при своих больших способностях продвигался вверх, однако, не так быстро. В ходе русско-японской войны, в 33 года, он стал начальником штаба дивизии и командиром отряда. Только на 38 году жизни, в 1910 г. - получил полк, а в июне 1914 г., 42 лет, был произведен в генерал-майоры. Лишь в годы войны он быстро пошел в гору: генерал-квартирмейстер штаба 8-й армия, возглавлявшейся Брусиловым, затем - командир бригады, дивизии и корпуса. Начальники, в основном, были довольны им, его отношением к делу.
Брусилов, с 1917 г. питавший обиду на Деникина, не без предвзятости оценивал его так: "хороший боевой генерал, очень сообразительный и решительный.., характера твердого", но неуравновешенный и очень вспыльчивый, весьма прямолинейный, непреклонный в решениях, не сообразующийся с обстановкой, почему часто попадавший в тяжелое положение. Кроме того, Брусилов отмечал: Деникин "не без хитрости, очень самолюбив, честолюбив и властолюбив. У него совершенно отсутствует чувство справедливости и нелицеприятия: руководствуется же он по преимуществу соображениями личного характера. Он лично храбрый и в бою решительный, но соседи его не любили и постоянно жаловались на то, что он часто старается пользоваться плодами их успехов". И в заключение этой характеристики Брусилов добавил: "Политик плохой, в высшей степени прямолинейный, совершенно... не принимавший в расчет обстановку, что впоследствии ясно обнаружилось во время революции".
Не совсем удачно складывалась личная жизнь Деникина. Он полюбил замужнюю женщину, но обручился только с ее дочерью, когда ему шел уже 45 год. Впоследствии Ксения Васильевна, которую он нежно любил, делила с ним все тяготы войны. Ее муж был бессребреником, никаких личных средств не имел. Жена сама стряпала, а генерал ходил нередко в заплатанных штанах и дырявых сапогах.
Трудно сказать, как бы у Деникина сложилась военная карьера, если бы не Февральская революция, которую он встретил если и не враждебно, то весьма недружелюбно. Посещение Петрограда в марте 1917 г. породило у него "тягостные чувства". Дежурный караул в гостинице "Астория" он воспринял как "грубых и распущенных гвардейских матросов", в завоеваниях революции ему виделись запах смерти и тлена. "Я ни на одну минуту,- писал он,- не верил в чудодейственную силу солдатских коллективов и потому принял систему полного их игнорирования". Такие настроения получили незамедлительную оценку в высших кругах, взявших курс на установление в стране сильной власти путем передачи ее в руки военных. 5 апреля 1917 г. Деникин назначается начальником штаба при Верховном главнокомандующем, хотя Алексеев, исполнявший эту должность, явно не хотел иметь его в качестве своего ближайшего помощника. Но очень скоро они нашли между собой общий язык.
4 мая 1917 г. на совещании руководителей Ставки, главнокомандующих фронтами и представителей исполкома Петроградского совета, проходившем в столице, генералы Алексеев, Брусилов, Щербачев, Гурко и другие предъявили Временному правительству очень жесткие требования. Выступил и Деникин, обвинивший в гибели армии не только большевиков, как и все, но и Временное правительство, меньшевиков и эсеров, пытающихся превратить ее "в средство для разрешения партийных и социальных вожделений".
8 мая в Ставке, находившейся в Могилеве, был созван съезд офицеров от фронтовых и тыловых частей. Алексеев произнес зажигательную речь: "Россия погибает. ...Где та сильная власть, о которой горюет все государство? ...Классовая рознь бушует среди нас. ...Мы все должны объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности". Деникин, под стать своему патрону, заявил: "Глядим в будущее с тревогой и недоумением. Ибо нет свободы в революционном застенке! Нет правды в подделке народного голоса! Нет равенства в травле классов, и нет силы в той бездумной вакханалии, где кругом стремятся урвать все.., где тысячи народных рук тянутся к власти, расшатывая ее устои". Наэлектризованный съезд офицеров заявил, что подчинится только "твердой, единой, а не взывающей" власти, "не считаясь совершенно с расхождением в области социальной".
Это был вызов не только революционной демократии, но и за несколько дней до этого сформировавшемуся первому коалиционному Временному правительству. Военный министр А. Ф. Керенский сместил с постов Алексеева и Деникина, уволил в резерв около 150 старших начальников, включая 70 командиров дивизий. Верховным главнокомандующим был назначен Брусилов. Деникин отправился командовать Западным фронтом. Расставаясь с ним, негодовавший Алексеев сказал: "Вся эта постройка несомненно скоро pyxнет; придется нам снова взяться за работу. Вы согласны, Антон Иванович, тогда опять работать вместе?" Не раздумывая, Деникин подтвердил свою готовность.
Теперь в поисках диктатора верхи остановили свой выбор на генерале Корнилове, проявившем свою решимость покончить с революцией. Правая печать заговорила о его "гениальных способностях". К нему питал расположение и Керенский. В мае, когда, А.М.Каледин был избран донским атаманом, на его место командующего 8-й армией был назначен Корнилов, а 7 июля он стал главнокомандующим Юго-Западным фронтом, несмотря на возражения Алексеева и других.
16 июля Керенский созвал совещание в Ставке для выяснения последствий июльского поражения на фронте и дальнейших основных направлений военной политики. Корнилов, отсутствовавший на совещании, в присланной телеграмме потребовал наведения порядка и оздоровления командного состава. Его горячо поддержал Деникин. Выступая на совещании, он заявил: "У нас нет армии. ...Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев", вводимое сначала под "гнетом советов", а потом ставшее системой; Временное правительство должно осознать свою вину, отменить солдатскую "декларацию", упразднить комиссаров и комитеты, вернуть власть начальникам и восстановить дисциплину, покончить с военными бунтами, ввести смертную казнь в тылу. Глядя на Керенского, Деникин сказал: "Вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь... поднимите их и преклонитесь перед ними. ...Если в вас есть совесть!".
