Варлен Стронгин - Александр Керенский. Демократ во главе России
Ленин и Зиновьев скрывались в поселке Разливы в доме Емельяновых, на чердаке, а потом перебрались на озеро, расположенное вблизи поселка, и жили в декоративном стогу сена. Внешне он ничем не отличался от других стогов, но внутри был пустой. Вскоре началась осень, дождливая и ветреная, и оставаться в промокшем, продуваемом ветром убежище Ленину было невозможно. Поэтому и решили переправить его в Финляндию. По дороге сбились с пути, попали в горящий лес, подошли к Черной речке. Решили ее перейти. «Со смешком раздевается и Владимир Ильич, – замечает Рахья, – вода была холодная, доходила до груди. Ленин смеяться перестал». Затем Э. Рахью послали на разведку. По всем приметам это была станция Дибуны. «Кажется, перед нами Дибуны», – сказал Рахья Ленину. «Как так – кажется?! – обрушился на него Ленин. – Почему – кажется? Почему не точно?!» – «Темно было». – «Все равно никогда не должно казаться!» – заключил Ленин. Станция была забита юнкерами и гимназистами. Тогда Э. Рахья с Емельяновым пошли на разведку, а Ленин и Зиновьев залегли в канаву. Там они и пролежали часа два, пока не подошел поезд.
Э. Рахья вспоминает: «Я потихоньку кричу Владимиру Ильичу: „Скорее… прыгайте в вагон!“ И вот они в поезде. Билетов у них, конечно, нет… Но кондуктор оказался знакомым. „Знаешь, – говорит мне он, – Ленин-то сукин сын. Два с половиной миллиона взял и продал нас“. У меня даже сердце захолонуло. Смотрю, Владимир Ильич втянул плечи, уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями». Ленина, согласно плану, машинист Ялава забирал на станции Удельная. «Ленин переоделся рабочим, и мы вместе с ним пошли на станцию… Уговорились, что машинист пройдет электрический фонарь и остановится в тени, – вспоминает Рахья. – Ленин дождался этого момента и вспрыгнул на паровоз, довезший его до станции Терриоки… В деревне Ялкола у моего тестя была сделана к дому пристройка для кур. Ленин изъявил желание жить в ней… Когда у него было свободное от писания время, он ходил с местными ребятами за ягодами, даже купался. Ребят удивило, что Ильич никогда не снимал кепку. Не раз спрашивали его об этом. Владимир Ильич отговаривался головной болью. Точно так же ребят удивляла и борода Ильича, которая у него была то длиннее, то короче, в зависимости от того, как удавалось загримироваться».
Ленин прожил в Ялколе две недели, но его беспокоило, что деревня находится вблизи русской границы, где следовало опасаться шпиков. Поэтому он попросил перевезти его подальше, в глубь Финляндии.
Э. Рахья так описывает приготовление к переезду: «В одно прекрасное утро в Ялколу приехали два финна. Предъявив документы, они отрекомендовались артистами и сказали, что им поручено загримировать Ленина. Они положили на него столько грима, что превратили в какого-то урода. Когда Ильич уселся в вагон, грим от тепла потек по лицу, и оно сделалось пестрым. Приделанная борода съехала на сторону. Пришлось грим смыть, а бороду убрать. Вышло так, что в вагон человек пришел с бородой, а в вагоне оказался без бороды… Ну и досталось всем нам от него за плохую конспирацию!»
В то время в Финляндии не было большевистской партии, а местных социал-демократов Ленин называл «меньшевистским дрянцом». Жизнь среди них была ему не по нутру. Он потребовал переезда в Петроград. И вновь принял новый облик: «Надел на себя крахмальную рубашку с черным галстуком, приладил старый парик, очки и нацепил на голову фетровую шляпу. В этом костюме и в осеннем пальто он удивительно стал похож на благочестивого лютеранского пастора. Посмотрев в зеркало, Ильич остался доволен собой».
25 октября 1917 года Керенский дал указание разводить в Петербурге мосты. Ленин посчитал это началом революционных событий. «Ага, значит, начинается!» – радостно произнес он и приказал довести его до Смольного. Рахья нашел старую кепку, одел Ильича в выношенную до последнего одежду и повязал ему белой тряпкой щеку, чтобы было похоже, что у него болят зубы.
Герой рассказа простодушного финна выглядит не как серьезный политик, а как участник политического фарса, более похожий не на вождя революции, а на целеустремленного, хитрого и опасного авантюриста.
Говорят, что политика никогда не делается чистыми руками. Поспорим с этим модным до сих пор утверждением и вспомним выдержавший испытания веками афоризм великого мыслителя Эразма Роттердамского: «Иногда побеждает не лучшая часть человечества, а большая».
Возможно, маскировка спасла Ленина от ареста. И ему не нужно было собирать папку под названием «Ненависть». Его любили те, кто был ничем и стал всем. Очень любопытно рассказывает связной и охранник Ленина Э. Рахья о создании Совета народных комиссаров, происходившем в Смольном: «Слышу, как один из присутствующих кричит своему товарищу, сидящему напротив: „Ты будешь комиссаром финансов!“ Тот отнекивается: „Что вы, товарищи, какой я комиссар, ведь я даже не знаю, что делать на этой должности“. Владимир Ильич хохочет: „Бросьте, товарищи, ну кто же из нас и когда бывал на таких должностях! Никто не бывал. Поэтому нечего отнекиваться – бери комиссариат финансов, и больше никаких“.
Очевидец рассказывает, что когда Сталин впервые увидел Троцкого, то издал дикий гортанный звук злобы и отчаяния. Сталин понял, что никогда не достигнет ума и культуры своего сотоварища по партии. Убрать его с пути можно только одним способом – уничтожением. Ленин не убил Керенского, хотя, вероятно, и пытался это сделать, но не успел – сам ушел из жизни. Для Сталина более был опасен Троцкий, чем Керенский, но он внимательно следил за ним, и Керенский чувствовал это. Папка «Ненависть» росла и пухла. К ней можно было бы добавить грубое поношение Керенского с эстрады, с подмостков театра… Но его враги не учли специфики истории: ее можно исказить, переврать, но лишь на время. Рано или поздно в истории все становится на свои места. Об этом напомнил нам еще в 1955 году известный ученый-историк Д. А. Волкогонов: «История лаврами победителей увенчивает своих лауреатов обычно много лет спустя. Ленин казался победителем на все времена, но в его октябрьском триумфе Милюков, Мартов, Плеханов, Керенский и другие проницательные россияне увидели смутные очертания неизбежного исторического поражения. Сегодня мы знаем, что именно они оказались правы». На мой взгляд, Александр Федорович Керенский увидел эти очертания весьма отчетливо еще в далеком 1917 году, пытался, прилагая огромные усилия, повернуть страну на единственно верную дорогу демократии и цивилизации. И пусть на несколько месяцев, но в России воцарились законность и демократия. Образованный, деятельный и неравнодушный ко всему дурному человек, политик с чистой совестью, гуманными и благородными помыслами, он, наверное, имел немало врагов, но, преодолевая их ненависть, он шел своим путем все годы долгой жизни, небывало страстной, увлекательной и поучительной, особенно для политиков и людей нашего времени.
