Эдна О’Брайен - Влюбленный Байрон
ГЛАВА II
Обстоятельства его рождения нельзя назвать благоприятными. В январе 1788 года в Лондоне стояли трескучие морозы; костры и «морозные ярмарки» на Темзе растянулись на недели. Суровая погода объяснялась извержением вулкана в Исландии. Для разрешения от бремени двадцатидвухлетнюю Кэтрин Гордон в сопровождении повитухи, сиделки и врача отправили в Лондон и поместили на Холлис-стрит в арендованной комнате над магазином. Роды были тяжелые. Ребенок родился в рубашке, что считалось добрым знаком и сулило удачу; однако тут же все всполошились — оказалось, что у младенца изуродована ступня.
Отец, «Шальной Джек» Байрон, при родах не присутствовал — вернись он в Англию, его тут же посадили бы в долговую тюрьму. Мистер Хэнсон, молодой поверенный, был выписан опекунами Кэтрин из Абердина для поддержки матери, оказавшейся одной в Лондоне без своего беглеца-мужа. Ногу новорожденного притянули к лангетке; нижняя часть икры была слабая и тонкая — физический недостаток, который принес муки, насмешки и унижения будущему молодому лорду, вынужденному по советам шарлатанов и врачей-ортопедов в течение многих лет приспосабливаться к ножным протезам, бандажам и прочим хитроумным приспособлениям. Выдвигались различные предположения о причине уродства, включая недостаток кислорода в легких, но Байрон, всегда готовый осудить свою мать, полагал, что все дело в ее тщеславии: якобы во время беременности она носила слишком тугой корсет.
Для Байрона хромая нога станет каиновой печатью, символом оскопления и позорным клеймом, отравляющим жизнь.
В ту зиму все мысли обоих родителей занимали деньги, а вернее, их отсутствие. Шальной Джек пишет своей сестре Фрэнсис Ли из Франции и жалуется на крайнюю нужду, а потом добавляет, что сыну его не суждено ходить: «это невозможно, ведь у него изуродована нога». Кэтрин же нажимала на поверенного своих опекунов в Эдинбурге, описывая стесненные обстоятельства, в которых пребывала, и добавляя, что двадцати гиней, которые они послали на роды, недостаточно и что ей нужны еще сто. Она также надеялась, что ее беспутный и беспечный муж вновь вернется и отец, мать и дитя смогут отправиться куда-нибудь в Уэллс или на север Англии, где заживут скромно и где к ним вернется то скоротечное счастье, которое они испытали во время помолвки в Бате всего три года назад. Но эти надежды не оправдались. Спустя два месяца она вновь писала поверенному в Эдинбург, уже на грани отчаяния: «Через две недели, считая с сегодняшнего дня, я должна буду покинуть этот дом, так что мешкать уже нельзя, и, если до этого срока деньги не придут, я не знаю, что мне делать и что со мною станется».
Ребенка окрестили Джорджем Гордоном в честь его деда по матери в церкви Марилебон, интерьер которой послужил фоном для картины Хогарта «Путь повесы». Знатные, но живущие в отдалении шотландские родственники — герцог Гордон и полковник Роберт Дафф из Феттерессо, — названные крестными отцами, на церемонии, к сожалению, отсутствовали. Кэтрин была потомком сэра Уильяма Гордона и Анабеллы Стюарт, дочери короля Якова I. Феодальные бароны Гордоны из Гихта держали в страхе и зависимости весь север Шотландии — рожали внебрачных детей, насиловали и грабили. Некоторые закончили жизнь на эшафоте, других убили, кое-кто сам наложил на себя руки. Дед Кэтрин бросился в ледяную реку Айтен прямо под стенами своего замка в Гихте, а ее отца нашли в Батском канале. Мать Кэтрин, как и две ее сестры, умерла молодой, и она осталась единственной наследницей состояния, приносившего тридцать тысяч фунтов годового дохода и состоявшего из земельных наделов, доли в правах на ловлю лосося, принадлежащих Абердинскому банку, и ренты от угольных шахт.
В двадцать лет, как и многие девицы, ожидавшие наследства, она отправилась в Бат в поисках мужа. Красотой Кэтрин не блистала. Согласно Томасу Муру, другу Байрона и его первому, доброжелательному биографу, она была невысокая, тучная и «ходила вразвалочку». Довольно скромные умственные способности не могли уравновесить внешнюю невзрачность. Кроме того, она отличалась повышенной впечатлительностью, и, похоже, у нее было определенное предчувствие, ибо годом раньше в Шотландии во время представления пьесы «Фатальный брак»[5], когда знаменитая актриса миссис Сиддонс[6] воскликнула «О, мой Байрон, мой Байрон!», у Кэтрин началась такая истерика, что ее пришлось вынести из ложи. В Бате она встретила «своего Байрона», Шального Джека, недавно овдовевшего и вконец разорившегося. До нее он увивался за Амелией, очаровательной супругой маркиза Кармартена, которая, бросив мужа, убежала с Джеком во Францию, где ее состояние, как и здоровье, совершенно расстроилось из-за его мотовства и распутства.
Ухаживание Шального Джека за Кэтрин вскоре увенчалось успехом. Шотландские родственники, зная ее пылкий нрав и, возможно, догадываясь, что будущий муж — прохвост и пройдоха, пытались отговорить Кэтрин от этого брака. Но Джек вскружил ей голову, и она осталась непреклонной.
Они обвенчались и вернулись в замок Гихт, где Джек стал жить на широкую ногу — лошади, гончие, игра. Размах был таков, что его даже прославили в балладе. Не прошло и года после женитьбы, как во время скоротечной поездки в Лондон Джека арестовали за долги и посадили в Тюрьму королевской скамьи; единственным человеком в Лондоне, кто смог Джека оттуда вызволить, оказался его портной. Вскоре, подобно многим должникам, супруги бежали во Францию: деньги закончились, замок и почти все владения были проданы кузену Кэтрин лорду Абердину; молодая жена потеряла связь с родственниками и утратила их уважение из-за столь постыдного падения на дно общества.
Байрон почти не видел отца, однако всю жизнь оставался пленником ярких и дерзких подвигов своих предков с отцовской стороны; они родились с оружием в руках и в доспехах, хвастался он, и прошли во главе своих воинов от Европы до долин Палестины. Живой рассказ о кораблекрушении у побережья Арракана, описанный одним из его предков, стал источником вдохновения поэта, когда он сочинял Четвертую песнь «Дон Жуана». В отношении семьи своей матери Байрон был более нелицеприятен — он даже утверждал, будто вся плохая кровь в его жилах унаследована от этих выблядков Банко.
Как рассказывает Томас Мур, Байрон «столкнулся с разочарованиями на самом пороге жизни»: мать — взбалмошная и капризная, в смягчающем влиянии сестры ему было отказано. Мур говорит, что мальчик был лишен утешений, которые могли бы умерить высокий накал его чувств и «освободить их от бурных стремнин и водопадов». Однако те же самые «стремнины и водопады» характеризуют и предков Байрона как по мужской, так и по женской линии.
