Георгий Михайловский - Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.
Вся сложность и, пожалуй, даже деликатность положения состояла в том, что и в строках и между строк воспоминаний Г.Н. Михайловского слишком много горькой, какой-то оголённой, колючей, неуютной правды. Причём правды не столько о характере и механизме политической и общественной жизни России в годы и месяцы первой мировой войны и двух революций, приведших к братоубийству, сколько о людях — государственных деятелях, политиках, чиновниках, офицерах, литераторах — словом, о российских интеллигентах, тех самых людях, чья сила и бессилие, чьи взгляды, позиции и предрассудки, иллюзии и надежды, недальновидность и недостаточная политическая культура, нетерпимость и нетерпение, утопизм и равнодушное, отвлечённое «народопоклонство», фанатизм и циничный скепсис в совокупности своей тоже толкали и подтолкнули Россию и её народ к социальной и национальной катастрофе. Тема непростая, непривычная, немодная.
Не стоит обманываться скромно-рутинным заглавием этой книги. «Записки» Г.Н. Михайловского — более чем просто «воспоминания из прошлого». Шесть с лишним лет — с августа 1914-го по декабрь 1920-го — их автор прослужил в российском дипломатическом ведомстве: сначала при Николае II, затем, с февраля по октябрь 1917-го, в МИД Временного правительства и, наконец, в администрации Деникина и Врангеля.
Молодого человека, двадцати четырёх лет от роду, выпускника Петербургского университета, собирающегося посвятить себя исследованию проблем и практики морского права, весть о начале первой мировой войны застаёт в Париже. Через Лондон он возвращается в российскую столицу и по стечению обстоятельств попадает служить на Дворцовую площадь — там в непосредственном соседстве с Генеральным штабом располагалось российское Министерство иностранных дел. Это — завязка «Записок», развязка же наступает спустя шесть лет, тоже в Париже, куда тридцатилетний, но беспощадно потрёпанный и умудрённый жизнью, во многом разочаровавшийся чиновник добирается после врангелевского «исхода» из Крыма. Таковы хронологические рамки этой книги — шесть лет, в которые вместилась целая эпоха.
Она, эта эпоха, и составляет содержание, сюжет, пожалуй, даже интригу «Записок». Нелегко поверить, что написаны они человеком, которому не было ещё и сорока. Но тем не менее это именно так: их автору выпало повидать многое и многих.
«При царе» Г.Н. Михайловский принимал участие в подготовке международных переговоров, в правительственных совещаниях и межведомственных встречах, в заседаниях министерской верхушки, во всякого рода «узких» обсуждениях, на которых рассматривались и решались важные, порой ключевые для тогдашней внешней и внутренней политики России вопросы (скажем, отношения с союзниками, польский, литовский и проч. и проч.).
Он встречался и сотрудничал со всеми министрами иностранных дел — царскими, Временного правительства, белого движения, с сановниками и чиновниками своего и других ведомств, с лидерами и авторитетами политических движений (Милюковым, Маклаковым, Струве и др.) — главными действующими лицами российской политической драмы.
Он был очевидцем первого появления в здании МИД только что назначенного наркома Л. Троцкого, которому чиновники устроили форменную обструкцию. Он активно способствовал организации антибольшевистского сопротивления петербургской служилой интеллигенции, «саботажа», который вылился в первое серьёзное противоборство с нарождающейся советской властью (и, к слову, подробно описал приёмы и перипетии этого противоборства, рассказал о наиболее деятельных его участниках).
Он виделся в Крыму с братом Ленина.
Он работал в деникинских Ростове и Таганроге, во врангелевском Севастополе, служил в Константинополе.
Он вдосталь поколесил по России — царской, красной, белой, помотался по военной и послевоенной Европе. Он хорошо знал «русский Париж» и «русский Лондон».
Он сталкивался, разговаривал, спорил с людьми разных профессий и положений.
И наблюдал, запоминал, размышлял.
Цепкий глаз, острая память, страсть к подробности, лёгкое, ироничное, порой злое и неизменно меткое перо превратили записки из истории дипломатического ведомства России (как их охарактеризовал сам Г.Н. Михайловский) в прямо-таки эпическое повествование о российской жизни в годы войны и двух революций. И, наверное, даже больше того — в убедительное и основательное исследование политических нравов и быта интеллигентского (по преимуществу) слоя традиционного российского общества в период его кризиса, развала, крушения.
Далеко ли падает яблоко от яблони?
Георгий Николаевич Михайловский происходит из родовитой дворянской семьи, многими нитями связанной со сливками российской военной и гражданской бюрократии. Это предопределило в жизни автора «Записок» многое: достаток, образование, воспитание, круг знакомств, карьеру, а стало быть, и то, что мы потом стали называть социальным положением. Но и нечто большее — интерес к «своим корням», к прошлому России, чувство истории и желание «послужить Отечеству» — не царю, не народу, а России. Одним словом, Г.Н. Михайловский рос и формировался в среде, в которой понятия «реальное дело», профессионализм, служба естественным образом сливались с понятием «патриотизм». Немногословный, но, можно сказать, деятельный патриотизм был само собой разумеющейся сердцевиной жизненной позиции и общественного поведения немалой части российской интеллигенции.
Рассказывают, что в детстве, как это и принято во многих семьях, у Георгия Николаевича было уменьшительное имя, его называли Гаря. Оно стало литературным псевдонимом его отца Николая Георгиевича: Гарин, Гарин-Михайловский.
Михайловский-отец — фигура заметная в общественном и литературном движении России конца прошлого — начала нынешнего века. Это хороший, пользовавшийся в своё время большим успехом писатель, автор увлекательных книг — «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», повестей, которые не забыты и по сию пору. К тому же (а может, и в первую очередь?) он был крупным инженером-путейцем, участвовал в строительстве Сибирской железной дороги и Батумского порта. Иначе говоря, был он человеком реального дела, каковым считал служение России. Дело это и помогло ему достаточно хорошо узнать Россию, а затем и взяться за перо, стать в 1892 году издателем журнала «Русское богатство».
Он отдал дань народничеству. Но его личный опыт «устройства рациональной жизни в деревне», о чём он писал в своих первых рассказах, оказался неудачным. Разочаровавшись в народничестве, Гарин-Михайловский качнулся к марксизму, порвал с «Русским богатством», основал легальную марксистскую газету «Самарский вестник», материально поддерживал большевиков до своей кончины в 1906 году, но сам в революционном движении участия не принимал.
