Альфред Штекли - Джордано Бруно
Он опять отчаянно бранится… Но почему его макароны оказались пересоленными и подгорели? Кара господня? Промысел божий? Филиппо забрасывает окружающих бесчисленными «почему». В ответ он постоянно слышит: «так захотел господь», «это предначертано свыше». Мальчика уверяют: ничто в мире не происходит без божьего промысла. «Без воли божьей, — гласит евангельское поучение., — не падет с вашей головы ни один волос». Значит, если на гребешке Лауренцы осталось семнадцать волосинок, то и это предначертано богом?
Рядом с домом жужубовое дерево. Отец вовремя снял тридцать плодов, семнадцать были сброшены ветром на землю, а пятнадцать источены червями.
И это все предусмотрел господь? Двенадцать раз громко прокуковала кукушка и улетела на развалины замка. Бог предопределил, сколько ей куковать и куда лететь? У Паулино лопнул шнурок на штанах, Данезе испортил крой, Фиурула потеряла зуб… Все это заранее промыслил господь? Только в их деревушке каждое мгновение совершаются тысячи событий. И как успевает со всем этим управляться всевышний?
Филиппо очень боялся, что в Неаполе он будет тосковать по любимой Ноле. Но этого не случилось.
Под ярким солнцем ослепительно сверкал лазурный залив, рядом высилась громада Везувия, склоны холмов утопали в виноградниках. И, несмотря на множество новых впечатлений, мальчик не почувствовал себя в чужом краю: над ним простиралось то же родное и благословенное небо!
Его прислали сюда продолжать образование. Нола, хотя и славилась своими давними культурными традициями и учеными кружками, не могла, разумеется, соперничать со столицей Неаполитанского королевства. Филиппо скоро четырнадцать. Он развит не по годам, на редкость даровит, любознателен, настойчив. Теофило да Вайрано, монах-августинец, превосходный учитель, умело руководит его занятиями. Он преподает ему логику, все больше приобщает к серьезному чтению, пробуждает и развивает интерес к философии.
На живописном холме, в самом сердце Неаполя, среди старых деревьев, раскинулись постройки монастыря Сан-Доминико Маджоре. Тут не только трапезная, кельи, высшая богословская школа, прекрасная библиотека, но и — назидательное соседство! — тюрьма инквизиции. Здесь много студентов. Неаполитанский университет не имеет собственных зданий и снимает помещения у доминиканцев. Среди его профессоров немало монахов. Близость келий и толпы рясников не накладывают на университет отпечатка особого благочиния. На лекциях кричат, перебивают профессоров, ссорятся.
Филиппо водит дружбу со студентами и частенько приходит в университет. Когда старший педель появляется во дворе с колокольчиком в руках, чтобы оповестить о начале занятий, надо успеть незамеченным проскользнуть в аудиторию. Недавно вице-король издал строгий указ, запрещающий посторонним посещать лекции. Желающий стать студентом обязан в десятидневный срок внести свое имя в списки и сделать соответствующий денежный взнос. Ослушников ждут телесные наказания и два месяца тюрьмы. К счастью, многие указы выглядят на бумаге страшнее, чем в жизни. Педель хорошенько подумает, прежде чем ввяжется в ссору со студентами или их дружками. Вице-король не раз запрещал являться на лекции с оружием. Но много ли от этого толку? Студенты по-прежнему носят под одеждой кинжалы и нередко пускают их в ход. Почтительность у них не в обычае. Бывает, и преподавателя, если он очень донимает придирками, подстерегают на улице и нещадно бьют.
Лекции по диалектике и словесности Филиппо слушает с особым вниманием. Но быстро разочаровывается. По сравнению с уроками Теофило да Вайрано они производят весьма невыгодное впечатление. Отец Теофило учит его мыслить, а тут бесконечные разглагольствования, бесплодное жонглирование словами.
Филиппо не испытывает почтения перед профессорскими тогами и везде подмечает смешное. Вот они, носители древней мудрости, знатоки классической латыни, презирающие толпу. Он их видит почти каждый день. Они не ходят, а шествуют, важные, самонадеянные, неприступные. Речь свою они сопровождают плавными, заученными жестами. А как они изъясняются? Итальянские фразы так сдабривают латинскими и греческими словечками, что неискушенному человеку и невдомек, говорят ли они на ученом языке или пользуются воровским жаргоном.
На юге Италии хозяйничают испанцы. От имени монарха, которому принадлежит полсвета, Неаполитанским королевством управляет испанский вице-король. В стране неспокойно. Дворяне и церковь поддерживают иноземную власть, но народ ненавидит пришельцев. Время от времени вспыхивают бунты то из-за новых налогов, то из-за попытки ввести инквизицию на испанский лад. Гремят пушки.
С восставшими расправляются без всякой пощады.
Но борьба не прекращается ни на день. Дети казненных уходят в горы. К ним присоединяются разоренные налогами крестьяне и все, кто из-за преследования властей вынужден покинуть родные места. Отряды фуорушити[1] нападают на испанские гарнизоны и жгут поместья изменников. Вице-король отвечает новыми казнями. По обочинам дорог гниют трупы.
Неаполь — город древней культуры. Здесь и сейчас, несмотря на засилье чужеземцев и неустанный надзор инквизиции, умственная жизнь не захирела.
Люди, питающие страсть к наукам, основывают ученые общества — академии. Власти, опасаясь ереси и крамолы, то и дело их разгоняют, но они возникают снова. Испанским правителям и церкви не удается сломить любознательный и вольнолюбивый дух неаполитанцев. Совсем еще молодой Джамбаттиста делла Порта издал удивительную книгу — «О естественной магии». Делла Порта касается разнообразных тем, пишет о взаимодействиях вещей, о процессах, наблюдаемых алхимиками, о странных оптических явлениях. Но главное в его книге — это новый принцип исследования. Он хочет не толковать мнения античных авторитетов, а непосредственно наблюдать и изучать природу. На свою первую работу он смотрит как на вступление к будущему большому труду, который должен охватить все знания о мире.
Ученые круги Неаполя взволнованы дерзновенным выступлением Бернардино Телезио. Человек, весьма скромный по натуре, пытается ни больше, ни меньше как реформировать всю философию. Он не может примириться, что на протяжении столетий чуть ли не весь род людской с благоговейной почтительностью внемлет Аристотелю, словно апостолу. Телезио восстает против тирании Аристотеля. Тот ведь вместо существующего божьего мира создал в воображении свой вымышленный мир. Поэтому при изучении природы надо основываться не на текстах Стагирита[2], а на собственных чувствах!
