Вадим Кожевников - Дом без номера
- Сними, - сказал Селезнев. - Голову простудишь. Инвалидом на всю жизнь от этого стать можно.
- Взрыв был?
Селезнев, держа в зубах конец бинта, обматывал им свою руку и не отвечал. Потом, кончив перевязку, он сказал:
- Вы мне в гранату капсуль заложите, а то я не управляюсь с одной рукой.
- Подорвал он танк? - снова спросил Ивашин.
- Я ничего не слышу, - сказал Селезнев. - У меня из уха кровь течет.
- Я как пьяный, - сказал Ивашин. - Меня сейчас тошнить будет, - и сел на пол. А когда поднял голову, он увидел рядом Тимкина и не удивился, а только спросил: - Жив?
- Жив, - сказал Тимкин. - Если я немного полежу, ничего будет?
- Ничего, - сказал Ивашин и попытался встать.
Селезнев положил автомат на подоконник и, сидя на корточках, стрелял. Короткий ствол автомата дробно стучал по подоконнику при каждой очереди, потому что Селезнев держал автомат одной рукой, но потом он оперся диском о край подоконника, автомат перестал прыгать.
Ивашин взял Селезнева за плечо и крикнул в ухо:
- Ты меня слышишь?
Селезнев кивнул головой.
- Иди к раненым, - сказал Ивашин.
- Я же не умею за ними ухаживать, - сказал Селезнев.
- Иди, - сказал Ивашин.
- Да они все равно без памяти.
Ивашин приказал Фролову сложить мебель, дерево, какое есть, к окнам и к двери дома.
- Разве такой баррикадой от них прикроешься? - сказал Фролов.
- Действуйте, - сказал Ивашин, - выполняйте приказание.
Когда баррикада была готова, Ивашин взял бутылку с зажигательной смесью и хотел разбить ее об угол лежащего шкафа. Но Фролов удержал его:
- Бутылку жалко. Разрешите, я ватничком. Я его в масле намочу.
Когда баррикада загорелась, к Ивашину подошел Савкин:
- Товарищ командир, извините за малодушие, но я так не могу. Разрешите, я лучше на них кинусь.
- Что вы не можете? - спросил Ивашин.
- А вот, - Савкин кивнул на пламя.
- Да что мы, староверы, что ли? Я людям передохнуть дать хочу. Немцы увидят огонь - утихнут, - рассердившись, громко сказал Ивашин.
- Так вы для обмана? - сказал Савкин и рассмеялся.
- Для обмана, - сказал Ивашин глухо.
А дышать было нечем. Шинели стали горячими, и от них воняло паленой шерстью.
Пламя загибалось и лизало стены дома, высунувшись с первого этажа. Когда налетали порывы ветра, куски огня уносило в темноту, как красные тряпки.
Фашисты были уверены, что с защитниками дома покончено, и расположились за каменным фундаментом железной решетки, окружавшей здание.
Вдруг из окон дома, разрывая колеблющийся занавес огня, выскочили четыре человека и бросились на фашистов. Фролов догнал одного у самой калитки и стукнул его по голове бутылкой. Пылая, гитлеровец бежал еще некоторое время, но скоро упал. А Фролов лег на снег и стал кататься по нему, чтобы погасить попавшие на его одежду брызги горючей жидкости.
Лежа у немецкого пулемета, Савкин сказал Ивашину:
- Мне, видать, в мозги копоть набилась, такая голова дурная!
- В мозг копоть попасть не может, это ты глупости говоришь, - сказал Ивашин.
На улицу выполз Селезнев, поддерживая здоровой рукой Тимкина.
- Ты зачем его привел? - крикнул через плечо Ивашин.
- Он уже поправился, - сказал Селезнев. - Он у меня за второго номера сойдет. Нам все равно лежать, а на вольном воздухе лучше.
И снова под натиском фашистов защитники дома вынуждены были уйти в выгоревшее здание. На месте пола зияла яма, полная золы и теплых обломков. Бойцы стали у оконных амбразур на горячие железные двутавровые балки и продолжали вести огонь.
Шли шестые сутки боя. И когда Савкин сказал жалобно, ни к кому не обращаясь: "Я не раненый, но я помру сейчас, если не засну", никто не удивился таким словам. Слишком истощены были силы людей.
И когда Тимкин сказал: "Я раненый, у меня нога болит, и спать я вовсе не могу", тоже никто не удивился.
Селезнев, которому было очень холодно, потому что он потерял много крови, сказал, стуча зубами:
- В этом доме отопление хорошее. Голландское. В нем тепло было.
- Мало ли что здесь было, - сказал Фролов.
- Раз дом исторический, его все равно восстановят, - сердито сказал Савкин. - Пожар никакого значения не имеет, были бы стены целы.
- А ты спи, - сказал Тимкин, - а то еще помрешь. А исторический или какой - держись согласно приказа, и точка.
- Правильно, - сказал Ивашин.
- А я приказ не обсуждаю, - сказал Савкин. - Я говорю просто, что приятно, раз дом особенный.
Четыре раза фашисты пытались вышибить защитников дома и четыре раза откатывались назад.
Последний раз фашистам удалось ворваться внутрь. Их били в темноте кирпичами. Не видя вспышек выстрелов, фашисты не знали, куда стрелять. Когда они выскочили наружу, в окне встал черный человек. Держа в одной руке автомат, он стрелял из него, как из пистолета, одиночными выстрелами. И когда он упал, на место его поднялся другой черный человек. Этот человек стоял на одной ноге, опираясь рукой о карниз, и тоже стрелял из автомата, как из пистолета, держа его в одной руке.
Только с рассветом наши части заняли заречную часть города.
Шел густой, мягкий, почти теплый снег. С ласковой нежностью снег ложился на черные, покалеченные здания.
По улицам прошли танки. На броне их сидели десантники в маскировочных халатах, похожие на белых медведей.
Потом пробежали пулеметчики. Бойцы тащили за собой саночки, маленькие, нарядные. И пулеметы на них были прикрыты белыми простынями.
Потом шли тягачи, и орудия, которые они тащили за собой, качали длинными стволами, словно кланяясь этим домам.
А на каменном фундаменте железной решетки, окружавшей обгоревшее здание, сидели три бойца. Они были в черной, изорванной одежде, лица их были измождены, глаза закрыты, головы запрокинуты. Они спали. Двое других лежали прямо на снегу, глаза их были открыты, и в глазах стояла боль.
Когда показалась санитарная машина, боец, лежавший на снегу, потянул за ногу одного из тех, кто сидел и спал. Спящий проснулся и колеблющейся походкой пошел на дорогу, поднял руку, остановил машину. Машина подъехала к забору. Санитары положили на носилки сначала тех, кто лежал на снегу, потом хотели укладывать тех, кто сидел у забора с запрокинутой головой и с глазами, крепко закрытыми. Но Ивашин - это он останавливал машину - сказал санитару:
- Этих двух не трогайте.
- Почему? - спросил санитар.
- Они целые. Они притомились, им спать хочется.
Ивашин взял у санитара три папиросы. Одну он закурил сам, а две оставшиеся вложил в вялые губы спящих. Потом, повернувшись к шоферу санитарной машины, он сказал:
- Ты аккуратнее вези: это, знаешь, какие люди!
- Понятно, - сказал шофер. Потом он кивнул на дом, подмигнул и спросил: - С этого дома?
![Вадим Кожевников - Разведчики [антология]](/uploads/posts/books/24346/24346.jpg)
