Маркус Вольф - Друзья не умирают
Очевидно, что Леонард очень долго медлил, прежде чем решился на эту поездку в Европу. Во встрече со мной он видел единственную возможность как-то разрешить свою сложную ситуацию.
Откровение было кратким. После возвращения в США во время гражданской войны в Испании он несколько лет поддерживал контакт с сотрудниками одной из советских разведслужб. Затем, в пятидесятые годы, некоторые связи были раскрыты, что привело к казни на электрическом стуле Этель и Юлиуса Розенбер-гов. В это время контакты с ним были прекращены. Было оговорено, что он должен переждать, пока к нему снова не обратятся. На этот случай имелись договоренности. С тех пор минуло уже более двадцати лет, но ничего не происходило. По словам Леонарда, он установил в Нью-Йорке интересные связи на предприятиях и в исследовательских лабораториях военно-промышленного комплекса, постоянно получает информацию, в частности о самолето- и ракетостроении, но не может ее никому передать. Что ему делать? Как быть?
Конечно же, я не мог тут же дать ему ответ. Он это хорошо понимал. Молча мы прогуливались по пляжу, сопровождаемые только скрипом песка, свистом ветра и криками чаек.
Фатальная сложность его положения была мне ясна сразу. Он был из числа небольшой плеяды мужественных американских коммунистов-ветеранов, которые подверглись особенно жестоким оскорблениям и преследованиям. Следуя полученным указаниям, Леонард порвал связи с этими товарищами и ушел от активной политической деятельности. И как раз тогда, когда каждый человек был на счету. Старые друзья, должно быть, сочли его капитулянтом, возможно, даже предателем. Это было тогда, когда весь цивилизованный мир требовал: «Свободу Анджеле Дэвис!». Политические активисты становились жертвами кампании ФБР по ликвидации политической оппозиции, аналогичной преследованиям эры маккартизма. Политические заключенные до конца своих дней исчезали за стенами тюрем по ложным обвинениям в убийствах, международные акции протеста за их освобождение оставались безрезультатными. Бездеятельное ожидание для человека его убеждений и характера на закате активной жизни причиняло ему душевные страдания.
Мени, между тем, соорудила одно из своих волшебных вегетарианских блюд. Возможно, она догадывалась о проблемах Леонарда. В конце концов, он ведь должен был ей как-то объяснить свое желание встретиться со мной.
Оба ровесника вспоминали общих знакомых по Москве, многих из которых уже не было в живых.
Меня же больше заинтересовал подробный рассказ Леонарда о настроениях в различных слоях населения США в семидесятые годы. В ходе кампании администрации Никсона по прекращению вьетнамской войны протесты против этого преступления ведущей державы НАТО несколько утратили ожесточенность прошлых лет. Беспорядки все же оставили в среде студенческой молодежи заметные следы. Сохранялась пропасть между значительной частью интеллигенции и правящими кругами. Ожидать присоединения правительства к намечавшейся в Европе разрядке напряженности не приходилось. Антикоммунизм, направленный прежде всего против СССР, определял политику и разделялся большинством избирателей. Очень большая ставка делалась тогда на советско-китайские противоречия.
После обеда Мени и Леонард уехали обратно в Ленитц, где в свое время жили родители. На следующий день Леонард улетел в Нью-Йорк.
Сразу же после окончания отпуска я написал краткий официальный запрос моему коллеге по службе в Москве. Личные данные Леонарда дополнил описанием его положения и просьбой дать мне ответ.
Я не мог рассчитывать на то, что офицеры, отвечавшие за работу с Леонардом, все еще оставались у дел, а непосвященные, естественно, могли испытывать недоверие. У меня же не было никаких сомнений в лояльности и надежности Леонарда.
Прошло несколько недель, когда наконец офицер связи советской разведки передал мне ответ. В нем было всего несколько строчек. Подтверждались данные о Леонарде и лаконично сообщалось о том, что Центр согласен на восстановление связи товарищем Вольфом. Это было странно и звучало почти как анекдот. Выходило, что я должен взять на себя ответственность за продолжение все еще весьма опасной работы с человеком, которому, далеко за семьдесят лет? Такое нельзя было даже принимать всерьез; мне это и во сне бы не привиделось. Тогда я истолковал это чисто бюрократическое послание как согласие на освобождение Леонарда от всех прежних обязательств. В это время мой брат Конрад планировал поездку в США для сбора материалов к своему фильму «Тройка». Я попросил его, пользуясь случаем, посетить Леонарда и передать ему от меня, что он волен действовать по собственному усмотрению. Кони так и сделал.
Леонард обрел свободу действий. Через пару лет я также стал пользоваться большей свободой. После неожиданно ранней кончины моего брата я попросился в отставку и посвятил себя «Тройке» - истории фильма, который Кони не успел снять. Работая над частью фильма, посвященной нашей семье и ее друзьям в довоенной Москве, я наткнулся на свидетельства дружбы с Энн и Леонардом. В массе писем за время после их отъезда из Москвы и до начала Второй мировой войны нашлась интересная фотография двух полуобнаженных мужчин в расцвете лет.
На ней сняты мой отец и Леонард. Фото относится к тому времени, когда отец застрял на французской Ривьере после неудачной попытки перебраться в 1938 году через границу в Пиренеях, чтобы присоединиться к Интернациональным бригадам в Испании в качестве врача.
Отец поселился в курортном местечке Са-нари-сюр-мер по соседству с другими писателями и деятелями искусства, такими, как Лион Фейхтвангер и Франц Верфель. На открытке, которую он послал Энн и Леонарду, есть и дом на набережной. На мансарду дома указывает стрелка, снабженная припиской отца: «моя мастерская». В это творчески очень продуктивное время Фридрих Вольф написал несколько рассказов и прежде всего пьесу о Бомарше, создателе «Фигаро». Как вспоминает Энн, Вольф использовал для интенсивной литературной работы ранние утренние часы и время до обеда, когда никто не смел ему мешать. Напротив, послеобеденное время он проводил в беседах с друзьями, купался и загорал. Глядя на фото этих двух мужчин, можно понять сравнение с маккавеями: евреями, самоутверждающимися в борьбе. Оба были атеистами, но не отказывались от своих иудейских предков.
В этом маленьком французском курортном местечке постоянно проходили встречи эмигрантов левой ориентации. Отец всегда очень удачно умел привлекать членов семьи, друзей и знакомых к распространению своих произведений. Так же было и там. Энн перевела «Профессора Мамлока» на английский язык. Она же принимала участие в переводах других его произведений. В каждом из многочисленных писем, отправленных в 1939 и 1940 годах, Леонард постоянно получал от отца поручения как его литературный агент относительно контракта на экранизацию драмы из жизни эмигрантов «Забытый корабль», которую отец еще только писал. Леонарду также поручались переговоры со швейцарским издателем Опрехтом о контракте на пьесу о Бомарше.
