Нильс Торсен - Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии
Я сам помню, как сидел в кинотеатре «Гранд», рыдая над концовкой фильма «Рассекая волны», и как потом, когда я вышел на улицу и остановился, приходя в себя, среди других таких же потерянных зрителей, меня вдруг пронзила мысль: интересно, чувствовал ли сам режиссер то же, что чувствую сейчас я? Или он просто сыграл на моих чувствах, как на музыкальном инструменте? Может быть, он просто манипулировал мной, как смышленый маленький мальчик, который ворошит веточкой муравейник, чтобы посмотреть, какой переполох это вызовет? Или, другими словами, неужели Триеру снова удалось нас надуть?
Недоверие к нему настолько глубоко, что, пока я работал над этой книгой, меня бесчисленное количество раз спрашивали, правда ли, что Триер страдает фобиями или он все это выдумал, чтобы стать интереснее в глазах окружающих. Кроме того, многие хотели знать, каков он в общении, и, когда я отвечал не так, как от меня ожидалось, мне неоднократно приходилось выслушивать с подозрением сказанное: «Может быть, он и тобой тоже манипулировал».
Ларс фон Триер занимает значительную часть датского – да и мирового – культурного горизонта. Мы все, хоть часто и не отдавая себе в этом отчета, имитируем персонажей, реплики и феномены вселенной, созданной его фильмами. Мы юродствуем, как герои «Идиотов», восклицаем «Фу, как неприятно!», как хор даунов в сериале «Королевство», или цитируем его хичкоковское наставление о добре и зле из «Королевства» же. За что бы ни взялся Ларс фон Триер, практически все обосновывается в датском языке. Его «подножка» из фильма «Пять препятствий» стала расхожим понятием, а популярность выражения «Директор всего» быстро набирает обороты, наряду с меловыми линиями и отрезанным клитором из «Антихриста». Понятие догмы давным-давно распространилось в самых разных областях, где творческую энергию пытаются стимулировать самоналоженными ограничениями.
Когда у Каннского фестиваля выпадает не самый удачный год, его организаторы специально разыскивают Триера. Оригинальных и ни на кого не похожих, но в то же время завоевывающих всеобщее признание персонажей – как, например, шеф-повар ресторана «Нома» – в разговоре часто сравнивают именно с Триером. Иногда даже можно услышать характеристику «это по-фонтриерски». Так что в этом смысле мы приняли фон Триера близко к сердцу. Приняли, но не полюбили. Может быть, потому что Триер сегодня для большинства датчан является тем же, кем был Г. Х. Андерсен для своих современников в девятнадцатом веке: человеком, которым легко увлечься, но которого трудно выносить. Соотечественником, которого ты с гордостью упоминаешь за границей, но с отношением к которому так по-настоящему и не определился.
Эта книга не только для людей, заинтересованных в кино, но и для каждого, кого очаровывают, озадачивают или откровенно раздражают фильмы фон Триера и он сам, но кто достаточно любопытен, чтобы попытаться чуть лучше понять и Триера, и его фильмы.
* * *В двенадцать лет Триер снялся в телевизионном сериале и тогда же самоуверенно заявил в интервью, данном по этому случаю одному еженедельному журналу: «Я же гений». В связи с чем беседовавший с ним журналист поспешил прибавить, что Ларс, конечно, никакой не гений. Так кто же оказался прав? Юный Ларс Триер или его интервьюер? Гений ли Ларс фон Триер? Или он просто хочет таковым себя считать? Действительно ли он, как уверены некоторые, является самым большим датским деятелем искусств из ныне живущих и обладает совершенно особым талантом создавать картинки и истории, которые врезаются в подсознание и отражают что-то, что одновременно и узнаваемо, и застает врасплох? Художник, который постоянно сдвигает границы возможного и дозволенного?
Или же он просто мастер самоинсценировок, который с самого начала карьеры намеренно вызывал и удерживал в воображении зрителей то представление о себе, которое родилось одновременно с ним. Сводящееся к этому маленькому декадентскому «фон», легкому аристократическому намеку, пролегшему красной ковровой дорожкой между двумя его паспортными именами, добавляя им привкус сельской немецкой аристократии. Положение извне и над. Совершенно не по-датски – и уже только поэтому провокационно.
Я, признаться, и сам сомневался немного, берясь писать эту книгу. Действительно ли он на что-то способен, этот фон Триер, действительно ли он может создавать что-то особенное, обладающее бесспорными художественными качествами? Или же только далекие от действительности французы, корифеи авангарда из Канн, да газетные писаки с побочных ветвей искусства видят в нем эпохальную фигуру, киноноватора и истинного творца, в то время как мы, простые смертные, крестьяне в искусстве, только нехотя и с опозданием на годы поняли, что нам тоже перепадает немного внимания, когда наш блудный сын купается в лучах славы в большом мире.
В последние годы о Ларсе фон Триере рассказывали множество историй. Некоторые из них оказались мифами, некоторые – правдой. Многие – сочетанием того и другого. Задача, которую ставит перед собой автор этой книги, – собрать важнейшие из этих историй и впервые рассказать связную и по возможности правдивую историю жизни и творчества режиссера, где он сам выступит в качестве сорассказчика, где его друзья, коллеги и критики изложат свою версию событий, расскажут о его центральных фильмах и о человеке, которого некоторые считают самым выдающимся кинорежиссером в датской истории. В процессе работы над книгой я говорил с двадцатью четырьмя людьми, и на мой выбор никак не влияло их мнение о режиссере, о котором я вообще редко мог судить заранее; все они были выбраны мной только потому, что кажутся мне центральными свидетелями его жизни и творчества.
* * *Первая наша встреча с Ларсом фон Триером происходит летом 2007 года в приемной компании «Центропа» в Киногородке, куда я приезжаю спросить, не хочет ли он поучаствовать в написании книги о своей жизни. Я иду на эту встречу не без волнения, потому что наслышан о том, что Триер терпеть не может журналистов. Я боюсь, что даже если вдруг он паче чаяния согласится сейчас на мое предложение, то в процессе работы над книгой будет саботировать наши разговоры и водить меня за нос, так что в итоге я займу почетное место в его зверинце.
Но навстречу мне выходит мягкий, приветливый человек средних лет. Маленький, немного хлипкий, в свободной футболке и с проседью в бороде и волосах. Он двигается медленно и немного неуверенно, как будто только что сошел с корабля; каждое его предложение подсвечено спокойным юмором. Пару месяцев назад он официально заявил, что находится в глубоком художественном кризисе, который может означать конец его карьеры, и что он не знает, будет ли в состоянии снова снимать фильмы. Он сразу признается, что не особо горит желанием разрешить кому-то написать книгу о его жизни, однако сейчас у него как раз есть куча свободного времени, так что он обещает над этим подумать. Обещание он, надо отдать ему должное, выполняет, и думает так долго, что в конце концов вместо книги приступает к работе над «Антихристом».
