Геннадий Семенихин - Хмурый лейтенант
- Вы устали, вам нужно отдохнуть.
А Яровой лишь молча шевелил сухими обветренными губами, словно силился улыбнуться и не мог.
- Я ещё успею до темноты возвратиться, товарищ командир, разрешите ещё один полет на "свободную охоту".
И улетал. И ему везло. Тридцать шесть штурмовок совершил лейтенант Яровой за какие-нибудь пятнадцать дней пребывания в нашем полку и ни разу не был сбит ни зенитками, ни "мессершмиттами". За это время он отыскал и взорвал два крупных нефтесклада, разбил эшелон.
Список подвигов Ярового рос быстро, и даже "старики" отдавали должное летному мастерству лейтенанта. Но для всех было неведомо, что носит в своем сердце этот мрачноватый, неразговорчивый человек. Многие думали, что он попросту гордится, заносится и поотому избегает общения с окружающими летчиками, считая, что среди них не сможет найти себе равного. Может быть, поэтому к Яровому вое относились с нескрываемым равнодушием, а если и хвалили его, то холодно и скупо, как мастера своего дела, но не как товарища, с которым приходится делить и место в землянке, и опасность в воздухе.
А Яровой продолжал летать и оставался все таким же замкнутым. После двадцатидневного пребывания Ярового в нашем полку командир решил его представить к ордену Красного Знамени. Ш, как назло, сутки спустя поело того, как штабной писарь Тесла заполнил наградной лист, Яровой не возвратился с задания.
Случилось это в холодный ветреный день, когда аэродром" затягивала белесая пелена тумана. Погода стояла нелетная но утром оперативный дежурный передал майору приказ командующего ВВС. Черемыш взял телефонограмму: "Цель восемь уничтожить к четырнадцати ноль-ноль". Под целью восемь значился по коду штаб немецкого корпуса, расположенный в деревне Озерки.
Черемыш посмотрел в окно. Дул сырой от дождя ветер, гнал черные тучи, и низкое небо, казалось, вот-вот должно рухнуть на землю.
- Не так легко уничтожить, - произнес майор, сердито кусая губы, попробуй полетай в такую погоду.
В землянке было тихо, даже удары дождя о стекло отчетливо слышались. Черемыш думал о том. что летчик которого он пошлет в такую погоду на штурмовку немецкого штаба, имеет мало шансов на то, чтобы вернуться Трудно пробиваться к цели, когда впереди теоя горизонт каждую секунду грозит сомкнуться, сделать невидимой землю. Но ещё труднее без прикрытия истребителей одному атаковать цель с низкой высоты под огнем десятка зенитных батарей. В углу на деревянных нарах, тесно прижавшись друг к другу, спали летчики.
Один из них зашевелился и медленно сполз на пол. Черемыш увидел холодные светлые глаза.
- Яровой?
- Разрешите полет, товарищ командир.
Майор посмотрел на лейтенанта и внезапно рассердился "Ну почему он всегда выскакивает раньше других? Ведь есть же в пашем полку и болеc опытные штурмовики". Командир скомкал в руке телеграфный бланк, потом снова разгладил его, перечитал короткий текст: "Цель восемь уничтожить к четырнадцати нольноль".
Над самым ухом он услышал глухой от скрытого волнения голос лейтенэхгга:
- Я ещё вчера заметил признаки этого штаба под Озеркамп. Мне будет легче его разыскать.
- Хорошо, готовьтесь, - согласился Черемыш, затем недружелюбно и ворчливо прибавил: - Честное слово, если бы не простудился вчера капитан Веденеев, его бы послал, а не вас.
Через нескотько минут Яровой был готов. На этот раз командир сам вышел проводить его. Майор, посылая в опасный полет даже такого летчика, к которому не питал особенной симпатии, как-то менялся, оттаивал, становился необычно ласковым. Так случилось я в этот раз.
После того как все приготовления были закончены и Яровой уже застегивал шлемофон, Черемыш подошел к лейтенанту и потрепал его по плечу.
- Значит, летишь. - сказал оп, переходя на "ты", - а погода, видишь, какая... высоту все время придется держать маленькую... ты к земле прижимайся, где можешь, а то зенитки у фашистов злые.
Слова "можешь и не вернуться" остались несказаппылга, но Яровой прочитал их в грустны: глазах командира.
- Закурить разрешите? - спросил он.
- Покури, покури, - спохватился майор, - перед вылетом это полезло, в воздуле будешь спокойнее.
Командир протянул ему спичку и, обняв лейтенанта за плечи, вышел с ним из землянки.
- Ну ладно. Желаю удачи. Трогай.
Яровой ушел к машине. Черемши стоял у входа без ш хема, комкая в руках кожаные перчатки, смотрел вслед.
А вскоре майор увидел, как протащился по раскисшему полю аэродрома медлительный, тяжелый ИЛ, словно бы нехотя оторсался от взлетной полосы и скрылся в непроницаемом тумане. Командир стоял дотех пор, пока не смолк в небе шум самолета, а потом спустился в землянку.
Снова ветер гнал тяжелые тучи. Черемыш сел за стол и положил перед собой часы.
По той сосредоточенности, какая была в его глазах все поняли, как сильно волнуется командир за судьбу летчика.
Проппо два тягостных часа. Три раза за это время выходил майор из землянки и напряженно всматривался в низкое хмурое небо. Но все было напрасно. Чутк - в ухо не могло уловить знакомого шума.
К вечеру туман рассеялся, и звено истребителей вылетело на разведку. Когда оно возвратилось, капитан Еремеев, водивший летчиков за линию фронта, сообщил, что санаторий, где расположимся штаб немецкого корпуса, разрушен, а в десяти километрах от пего, сбоку от шоссе, лежит сбитый штурмовик.
В долгом молчании выслушали летчики эти слова, а когда дверь тихо скрипнула за ушедшим Еремеевым, майор медленно встал, и все услышали его гихий голос:
- А какой храбрый был все-таки парень!
Но Яровой не погиб. Он пришел на тринадцатый день, худой, осунувшийся, с запавшими от бессонницы глазами. Ему обрадовались, как родному. Летчики бросились тормошить лейтенанта, но Яровой лишь на секунду согрел лицо теплой улыбкой, а затем опять стал сдержанным и молчаливым. Освобождаясь от объятий, оп нескладно объяснил:
- Зенитки сбили. Почти над самой целью. А штаб я все-таки зажег. Тринадцать дней скитался, пока удалось добраться. Спасибо, ягоды в лесах много... Вот видите, - он показал глазами на изодранные сапоги с отвисшими подметками.
То самое, о чем другой рассказывал бы несколько вечеров, Яровой передал в трех-четырех фразах. Но сейчас на это никто не обратил внимания. Всем стало легче от того, что молчаливый лейтенант жив и невредим. Майор Черемыш, возбужденно размахивая руками, кричал:
- Вот молодец! Ей-богу, молодец! - И вдруг пе без досады хлопнул ладонью по затянутому целлулоидом планшету: - Кого же послать на задание с пятой машиной?
- Постойте, - вдруг сказал Яровой. - А какое задание?
Черрмьпп сердито махнул рукой:
- Да опять эти самые Озерки, около которых тебя сбили. Километром западнее бензосклад, надо поджечь.
