Льюис Кэрролл - Дневник путешествия в Россию в 1867 году
Процессию наблюдали чудовищные толпы людей — многие тысячи, но все вели себя вполне организованно.
Днем Лиддон отправился навестить каких-то знакомых, а я решил прогуляться на Grande Place и хорошенько рассмотреть прекрасный «Отель де Виль»; говорят, что эта площадь — лучший образчик светской готической архитектуры в мире. Вечером мы пошли в английскую церковь, но оказалось, что служба уже состоялась днем.
15 июля (пн.).
В девять пятьдесят выехали в Кельн, куда прибыли (без каких-либо приключений) в четыре. Здесь багаж прошел второй досмотр, даже еще более поверхностный, чем предыдущий,— мой чемодан вообще не открывали. Мы провели около часа в кафедральном соборе, который я не стану пытаться описывать, скажу только, что это самый прекрасный из всех храмов, которые мне доводилось видеть или даже воображать себе. Если можно представить дух набожности, воплощенный в какой-либо материальной форме, то воплощен бы он был именно в таком сооружении.
Вечером мы снова отправились на прогулку, перебрались на противоположный берег реки и смогли насладиться чудесной панорамой всего города. Это произошло после отличного ужина (все ужины и проч. до сих пор были такими же отличными) и бутылки rudescheimer, полностью соответствующего замечанию, которым наш жизнерадостный маленький официант представил его нашему вниманию, — «полагаю, это хорошее вино!». Поселились мы в гостинице «Дю Норд».
16 июля (вт.).
Мы совершили поход по нескольким церквям, в результате чего у меня не осталось очень четкого представления ни об одной из них. Это были: «Церковь св. Урсулы и одиннадцати тысяч девственниц», чьи мощи покоятся в ящиках, закрытых стеклом, через которое их едва можно рассмотреть;
«Св. Гереон» — еще один склеп с любопытным десятигранным куполом, «Апостольская церковь», «церковь св. Петра» с запрестольным образом работы Рубенса, изображающим распятие св. Петра (рядом мы обнаружили дом с табличкой, подтверждающей, что в нем родился Рубенс), «Св. Марии в Капитолио».
В половине второго Лиддон пошел в табльдот, а я воспользовался этой возможностью и вернулся в Апостольскую церковь, чтобы поприсутствовать на свадебной церемонии. Там было довольно много людей, а также немало детей, которые бегали по церкви как им заблагорассудится, однако делали это тихо и совсем не так, как английские дети. Все гости находились внутри ограждения, где они стояли на коленях (все время) за переносными столиками.
Служба, как мне кажется, началась с молитв, вопросов и ответов, затем священник, удобно опершись на престол, закрыл свою книгу и произнес длинную речь, судя по всему, экспромптом, после чего помахал над ними чем-то похожим на сосуд со святой водой.
Затем служка принес и положил на престол книгу с пером и чернильницей, и священник долго вносил в нее какие-то записи, в течение какового времени к нему подошли два господина и начали что-то ему нашептывать,— наверное, давали свои имена в качестве свидетелей, затем священник слегка поклонился гостям и новобрачным, и все закончилось. Когда я совершал экскурсию по церквям, меня очень поразило количество людей, которые молились как бы сами по себе. В одной из них три женщины исповедовались в трех разных исповедальнях одновременно: они закрывали лица ладонями, а священник держал перед лицом носовой платок, но занавесок не было. Весьма примечательно количество детей, которые, похоже, самостоятельно пришли помолиться: у некоторых из них были молитвенники, но не у всех — большинство из них, кажется, смотрели на нас, когда мы проходили мимо, но вскоре снова возвращались к молитве и по одному вставали и выходили, явно приходя и уходя, когда им этого хотелось. Я не заметил, чтобы это делали мальчики или мужчины (хотя на воскресной службе в Брюсселе их было много)… Днем мы поднялись на вершину собора и смогли насладиться великолепным видом города с его морем белых стен и серых крыш и многомильной лентой Рейна. Мы договорились, что попробуем совершить поездку в Берлин ночью, и, соответственно, сели в поезд в семь пятнадцать вечера и прибыли в Берлин около восьми утра. Сиденья в вагоне вытягивались, и из-них получалась весьма недурная постель, кроме того, лампа была снабжена абажуром из зеленого шелка, который можно было опустить, если мешал свет, и нам удалось весьма комфортно провести ночь, хотя должен с сожалением заметить, что Лиддон не спал.
17 июля (ср.).
В Берлине, когда мы хотели взять кеб (который здесь называют droschky), чтобы добраться до «Отель де Рюсси», нам дали билет с номером, и мы были вынуждены взять кеб с этим номером на стоянке — правило, которое в Англии не стали бы долго терпеть. В течение дня мы осмотрели великолепную конную статую Фридриха Великого (работы Рауха) и знаменитую «Амазонка и тигр» (Кисса) и посетили две картинные галереи, по которым пронеслись в большой спешке,— нужно будет обязательно осмотреть их более обстоятельно, если получится. Мы пообедали в три, за табльдотом (не забыть: что «potage а la Flamande» означает бульон из баранины, что утку едят с вишнями и что во время трапезы не принято спрашивать чистые вилку и нож), а вечером мы гуляли по городу и, обнаружив, что в церкви св. Петра (евангелической) проходит служба, зашли и в течение двадцати минут слушали весьма беглую, произнесенную экспромптом проповедь на немецком языке: проповедник закончил длинной импровизированной молитвой и «Отче наш», затем поднялся (и вместе с ним все присутствовавшие) и, распростерши руки, благословил паству, затем грянул орган, проповедник удалился, и прихожане снова сели и стали петь длинный и очень мелодичный гимн.
18 июля (чт.).
Мы нанесли второй, более длительный визит в огромную картинную галерею (в которой представлены 1243 картины), организованную великим критиком и искусствоведом Ваагеном.
Впрочем, в его каталоге содержится мало критицизма (если таковой вообще имеется): он просто перечисляет то, что изображено на каждом полотне. Сюжет большинства картин взят из Священного Писания, и там много «Мадонн с младенцем», выполненных в самых разнообразных стилях: на многих из них присутствует и св. Себастьян (уже пронзенный стрелами), на некоторых Мария поставила младенца на землю и преклоняет пред Ним колена в молитве, а на одной, замечательном образце живописи, Иосиф представлен спящим, с ангелом, который нашептывает ему на ухо. Есть прекрасная картина с изображением Вавилонской башни, с тысячами фигур, еще одна с Эдемским садом, со множеством всевозможных зверей и птиц, и несколько, хорошо знакомых по гравюрам произведений, таких, как искушение св. Антония. Одно из самых замечательных по своей завершенности произведений, которые мне доводилось видеть, это триптих Ван Вейдена, представляющий сцены после смерти нашего Господа,— на одной, где Мария плачет, каждая слеза являет собой тщательно выписанную полусферу со своим собственным бликом и собственной тенью; на полу лежит раскрытая книга со слегка истрепанными страницами, и одна из застежек свисает так, что тень от нее ложится на края страниц, и, хотя тень эта длиной всего около дюйма, там, где пространство между страницами самое маленькое, художник очень тонко показал, что тень уходит под нижний лист. Если смотреть на все картины в общем, то возникает особенное ощущение красоты, но едва ли можно выбрать какую-либо картину, где несколько более внимательное изучение не раскрывает чудеса исполнения. Понадобилось бы много дней, чтобы приблизительно оценить по достоинству все собрание. После табльдота пошел сильный дождь, и мы смогли совершить только короткую прогулку и посмотреть на церковь св. Николая.
