Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою
После этого начались допросы. Меня вызвали в первую палатку. Допрос проводил человек, который говорил по-немецки бегло, с легким австрийским акцентом. Мои ответы записывались: имя, звание и — поскольку мои нарукавные нашивки были спороты, — название полка. Дело приняло крутой оборот, когда я утаил сведения о нашем местонахождении в последние недели и дни войны, наивно уповая на положения Гаагской конвенции, допускающей отказ военнопленного разглашать военную тайну. Это была неслыханная дерзость с моей стороны. Мой дознаватель начал кричать, что наши войска известны всевозможными зверствами и, в частности, расстрелами американских военнопленных. Права, определенные этой конвенцией, нами утрачены и существует много способов заставить нас говорить правду. Я услышал название Мальмеди и понял, что в этом местечке боевая группа 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» расстреляла группу американских военнопленных. Именно по этой причине они хотели знать, где воевал в те дни каждый из нас. На этом допрос закончился, и меня выпроводили из палатки, в которую тут же втолкнули следующего пленного, и та же самая процедура возобновилась.
Нас набралось десять человек. Нашу группу отвели в стойло какого-то сарая и велели построиться в одну шеренгу напротив кирпичной стены. Перед нами появились два охранника с винтовками наперевес. Резко прозвучали две команды: закинуть руки за голову и повернуться лицом к стене. Лязгнули затворы винтовок. Я подумал: «Таким образом нас хотят заставить отвечать на их вопросы. Они застрелят одного из нас и выжмут необходимые сведения из всех остальных. Такие сведения представляют для них большую важность, и поэтому убивать одного человека они не станут, потому что остальные девять превратятся в свидетелей нового военного преступления. Расстреляют ли они всех нас? Нет, вряд ли, это тоже не имеет смысла».
Мы безмолвно ждали дальнейшего хода событий. Вскоре прозвучала еще одна команда, отданная другим голосом, значения которой я не понял. Новый щелчок затворов. Мы повернулись кругом и под пронзительные крики «Пошли! Пошли!» были препровождены в какую-то деревянную хибару, где провели ночь, скорчившись от сильного холода.
Пару недель спустя мы едва не стали жертвами разъяренной толпы гражданских в Люксембурге. Это были неприятные тягостные дни, которые я помню лишь отчасти, потому что в ту пору терзался собственными бедами. Голод, холод, отсутствие теплой одежды, сон на дощатом полу каких-то заброшенных казарм при температуре ноль градусов по Цельсию. Со мной случилось воспаление мочевого пузыря, результатом которого стало практически абсолютное недержание. Никакого лечения я не получил и постоянный запах мочи и вечно мокрые штаны доставляли мне моральные страдания, не менее острые чем физическая боль, и значительно усугубляли мое и без того тяжелое состояние. После этого нас на открытых грузовиках перевезли в Люксембург. Мы ехали по извилистым дорогам этой всхолмленной страны, и наши безумные водители нажимали одной ногой на акселератор, а другой болтали в воздухе, высунув ее из кабины. Триумфальная процессия с конвоем, охраняющим пленных солдат войск СС, проехала через город, узкие улочки которого были заполнены разъяренными людьми. В нас без конца бросали камни и кирпичи. Мы отвечали тем, что бросали в них консервные банки, наполненные мочой.
На большой площади перед городским вокзалом нас ждет еще одна толпа. Нам приходится въехать туда, чтобы чуть позже сесть в поезд. Охрана прокладывает нам путь. Прибывают новые грузовики, и собравшийся народ еще сильнее выражает свое недовольство. Мы слышим угрозы на французском и немецком языках. Видя наше унижение, местные жители испытывают злорадство и начинают забрасывать нас камнями. Крики усиливаются. Раздаются громкие команды наших охранников — те плотно сомкнулись, отгородив нас от ревущей толпы, которая угрожающе надвигается со всех сторон. Военная полиция вовремя врывается на площадь, и ее шумное появление заставляет людскую массу успокоиться. Мы добираемся до железнодорожной платформы и грузимся в поезд практически целыми и невредимыми.
Я был все еще достаточно наивен, и мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что как бы плохо ни обращались американцы с нами, немецкими солдатами, отношение к тем, кто воевал в войсках СС, было еще хуже. Меня как-то предупредил об этом один пожилой фельдфебель вермахта. Это было на территории бывшего форта французской армии в Малли-де-Камп, где нас высадили из вагонов для перевозки скота. Мы прибыли туда из Люксембурга. Это был огромный лагерь, разделенный на многочисленные клетки. Когда нас поместили в одну из них, мы мгновенно рассеялись среди толпы пленных, беспрестанно сновавших из стороны в сторону. Условия жизни в лагере оказались тяжелыми. Рацион в Малли-де-Камп был настолько скудным, что даже самые молодые и сильные из нас понимали, что долго не протянут, если через пару недель снабжение продовольствием не улучшится.
Один раз в день, в обеденное время, нам привозили в больших котлах молочный суп. Хотя он был жиденьким, в нем изредка попадалось немного крупы. Обитатели палаток собирались вокруг котлов и пристально наблюдали за раздачей порций. Все жадными глазами следили за тем, чтобы никому не досталось больше других. На раздачу назначался человек, считавшийся справедливым и достойным всеобщего доверия. Малейшие отклонения от нормы сопровождались недовольным ропотом окружающих.
Я стоял рядом с упомянутым выше фельдфебелем. Мне нравился его опрятный вид, спокойные приятные манеры и явное презрение к суете, окружавшей раздачу пищи.
— Сынок! — неожиданно обратился он ко мне. — На твоем месте я бы постарался избавиться от этой формы. И причем как можно скорее.
— Зачем? — осведомился я с легким раздражением в голосе.
Он выразительно посмотрел на мой левый манжет, затем на воротник и правый рукав, где остался невыцветший след от нашивки с названием моего полка. Это были явные свидетельства моей принадлежности к войскам СС.
— Позволь сказать тебе, — продолжил фельдфебель. — Они уже начали искать по всему лагерю парней вроде тебя и скоро начнут отделять их от остальных солдат. В других клетках поиски уже в самом разгаре. Сделай, как я тебе сказал.
Он заметил мое замешательство и явное неприятие совета.
— Ответь мне, ты хочешь попасть под суд и получить наказание за военные преступления? Угодить в трудовой лагерь? Хочешь провести десять лет за колючей проволокой? Я бы на твоем месте не раздумывал долго над моим советом.
С этими словами он подвел меня к своей палатке.
