Джакомо Казанова - Джакомо Джироламо Казанова История моей жизни - Том I
Для их сомнительных делишек полезна частая перемена воздуха, и поэтому они непрестанно разъезжают по Европе, эти искатели счастья, эти коммивояжеры темного ремесла, эти цыгане, странствующие от двора к двору, от ярмарки к ярмарке.
И так на протяжении XVIII столетия вертится все одна и та же карусель мошенников, с одними и теми же фигурами — от Мадрида до Петербурга, от Амстердама до Пресбурга, от Парижа до Неаполя. Пытаются говорить о случайности, когда Казанова встречает за каждым игорным столом, при каждом дворе все тех же мошенников-собратьев — Тальви, Аффлизио, Шверина, Сен-Жермена, но для посвященных его непрестанное странствование означает скорее убегание, нежели развлечение. И все они вместе составляют сплоченную родню, единый орден авантюристов, единую масонскую общину без лопатки и прочих символов. Всюду, где только они встречаются, один тянет другого, предлагает себя в партнеры за игорным столом при обирании глупцов, один проталкивает другого в знатное общество и, признавая его, удостоверяет свою собственную личность. Они меняют женщин, платье, имена — все, за исключением одного: профессии. Все эти актеры, танцоры, музыканты, искатели счастья, блудницы и алхимики, попрошайничающие по дворам, являются, совместно с иезуитами и евреями, единственно интернациональным элементом в мире. Стоя между оседлым узколобым мелкобуржуазным столбовым дворянством и еще не свободным тупым бюргерством, не принадлежа ни к тому, ни к другому лагерю, члены этого ордена легко и ловко шмыгают между ними, блуждают по странам и классам, двусмысленные и непостижимые, мародеры без флага и отечества, потомки флибустьеров и конквистадоров. Ими начинается новая эпоха, новое искусство заработка: они уже не обирают беззащитных и не грабят на большой дороге почтовые экипажи, а надувают тщеславных и облегчают кошельки легкомысленных. Вместо физической смелости у них в избытке присутствие духа, вместо свирепого неистовства — ледяная наглость, вместо грубого разбойничьего кулака — тонкая игра на нервах и психологии. Этот новый вид плутовства заключил союз с космополитизмом и изысканными манерами, он отказался от старого способа грабежа при помощи кинжала и поджога, заменив его краплеными картами и магическими зельями, галантной улыбкой и дутыми векселями. Это еще все та же отважная порода, которая на парусах отправлялась в Новую Индию и мародерствовала во всех армиях, которая не хочет влачить жизнь на буржуазный, преданно-лакейский лад, а предпочитает наполнять карманы одним махом, пренебрегая всеми опасностями.
Только стал более утонченным метод, а с ним — и облик. На смену неуклюжим кулакам, пропитым рожам, неотесанным манерам старых вояк пришли руки в перстнях и напудренные парики над беспечным челом. Они крутят пируэты, словно танцоры, изъясняются как актеры и пускают пыль в глаза, как болтуны-философы; смело отвратив неспокойный взор, они манипулируют за игорным столом и в остроумной беседе одаривают женщин любовными напитками и поддельными алмазами.
Надо признать, что в каждом из них есть нечто одухотворенное, что делает их привлекательными, а некоторых можно смело назвать гениальными. Вторая половина XVIII столетия является их героической эпохой, их золотым веком, их классическим периодом. Подобно тому как раньше, при Людовике XV, французские поэты объединились в блестящую плеяду, а позднее, в Германии, чудесное мгновение Веймара воплотило творческие стремления гения в бессмертные фигуры, так и тогда над всей эпохой победоносно сияет яркое семизвездие славных аферистов и бессмертных искателей приключений.
Вскоре они уже не удовлетворяются запусканием рук в княжеские карманы — они нагло и величаво начинают крутить исполинскую рулетку мировой истории. Вместо того чтобы, согнув спину, лакействовать, они, гордо подняв голову, вмешиваются в дела двора и управления.
И особенно характерным персонажем для второй половины XVIII века является приблудный ирландец, ставший генеральным контролером финансов, Джон Лоу, который своими необеспеченными ассигнациями стирает в порошок французские финансы. Шевалье Д’Эон, гермафродит, человек сомнительного происхождения и сомнительной славы, став тайным агентом Людовика XV, руководит международной политикой. Маленький круглоголовый барон Нейгоф становится настоящим королем Корсики под именем Теодора I, хотя и оканчивает затем свою карьеру в тюрьме из-за долгов. Калиостро, деревенский парень из Сицилии, за всю жизнь так и не научившийся толком грамоте, видит у своих ног весь Париж и сплетает из пресловутого ожерелья Марии-Антуанетты петлю французской монархии. Старик Тренк, прусский офицер, заточенный в крепость по обвинению в связи с сестрой Фридриха II принцессой Амалией и напоровшийся в конце концов на гильотину, как истый трагик разыгрывает в красной шапке героя свободы. Сен-Жермен, этот маг, алхимик и оккультист без возраста, покоряет Людовика XV и до сих пор продолжает морочить усердных ученых неразгаданной тайной своего рождения. Все они обладают б?льшим могуществом, нежели наиболее именитые властелины, ослепляют ученых, обольщают женщин, грабят богачей и, не имея должности и не зная ответственности, тайно дергают ниточки политических марионеток.
Последний, однако не худший из них — Джакомо Казанова, историограф этого цеха, который рисует их всех занимательнейшим образом, рассказывая о самом себе в сотнях подвигов и авантюр, — завершает эту семерку незабываемых и незабытых, кратковременных властителей уже обреченного на гибель мира. Ибо всего только тридцать или сорок лет длится в Европе героическая эпоха этих гениев наглости и мистического актерства, а затем она изживает себя через наиболее законченный свой тип, наиболее совершенный свой идеал — поистине демонического авантюриста. Ибо Наполеон действует всерьез там, где эти мелкие шарлатаны только играли, он величавым жестом захватывает то, чем они только лакомились и к чему лишь притрагивались. В его лице авантюризм проникает из княжеских передних в тронный зал; он завершает восхождение преступного к вершине власти: авантюризм на короткий час мировой истории надевает себе на голову корону Европы.
II
Молодой шевалье де Сенгальт
В парке замка Сан-Суси, в 1764 году,
Фридрих Великий, вдруг останавливаясь и разглядывая Казанову:
— Знаете ли, вы очень красивый человек!
Театр в небольшом столичном городе. Певица только что закончила свою арию блестящей колоратурой, зал разразился аплодисментами, и теперь, во время начавшихся речитативов, напряженное внимание ослабевает. Франты навещают ложи, дамы рассматривают друг друга в лорнеты и серебряными ложечками лакомятся апельсиновым шербетом и желе; им нет ровно никакого дела до гротесков Арлекина и пируэтов Коломбины.
