Алекс Громов - Жуков. Мастер побед или кровавый палач?
А если год был плохой и даже холодоустойчивая, неприхотливая рожь давала плохой урожай, то призрак голода подступал вплотную. Все скудные сбережения уходили на покупку хлеба. Об одном таком годе Жуков вспоминал: «С наступлением весны дела немного наладились, так как на редкость хорошо ловилась рыба в реках Огублянке и Протве. Огублянка – небольшая речка, мелководная и сильно заросшая тиной. Выше деревни Костинки, ближе к селу Болотскому, где речка брала свое начало из мелких ручейков, места были очень глубокие, там и водилась крупная рыба. В Огублянке, особенно в районе нашей деревни и соседней деревни Огуби, было много плотвы, окуня и линя, которого мы ловили главным образом корзинами. Случались очень удачные дни, и я делился рыбой с соседями за их щи и кашу».
Однажды семью Жуковых постигло несчастье – от ветхости провалилась крыша их избушки. К счастью, никого не придавило. Пришлось перетаскивать пожитки в сарай, где Жуков-старший сумел смастерить маленькую печурку, чтобы варить обед. Но зимовать в сарае было невозможно, посему взрослые стали держать совет, решая, как поступить. В конце концов пришлось продать корову и купить небольшой сруб. Георгий с сестрой Машей помогли родителям выбрать из старых досок какие получше – из них отец сколотил крыльцо и маленькие сени. Так что к холодам новый дом, хоть и тесный, крытый соломой, был построен.
Потомок древних римлян?
Хватало ли среди постоянной борьбы за выживание места для обязательных в нашем представлении атрибутов традиционной жизни – сказок, песен, рассказов стариков о героических деяниях предков? Слышал ли юный Георгий повествования о великих битвах и подвигах? Наверняка слышал! Ведь когда-то в этих краях пролегал один из рубежей обороны Московской Руси от ордынских набегов. А во время наполеоновского нашествия сражение под Малоярославцем оказалось одним из решающих: именно там был осуществлен стратегический замысел Кутузова – вынудить Бонапарта к отступлению по уже разоренной его войсками Смоленской дороге.
Битва продолжалась семнадцать часов, город неоднократно переходил из рук в руки и был почти полностью разрушен. Легендарную известность обрел тогда местный житель – повытчик нижнего земского суда Савва Беляев. Увидев, как французы пытаются навести понтоны взамен взорванного городского моста, он (призванный по случаю войны на должность смотрителя воинских кордонов) кликнул на помощь нескольких товарищей и разрушил мельничную запруду. Хлынувшая вода снесла и понтоны, и вражеских саперов.
Впрочем, современный историк Г. А. Ачековский из того самого Угодского Завода (ныне город Жуков) выдвинул версию, что некоторые жители этих мест могут быть прямыми потомками древних римлян. Как пишет он в своей «Краткой истории Жуковского района Калужской области. I–XVII века», наиболее древнее свидетельство о здешнем крае обнаружил еще Ломоносов. А версия его состоит в том, что после разгрома воинства Спартака знаменитый военачальник Марк Лициний Красс отправился воевать с парфянами, но потерпел поражение. Часть его разгромленной армии перешла на сторону победителей, а потом вместе с парфянским войском отправилась завоевывать то ли Китай, то ли гиперборейские земли. Но как бы то ни было, уцелевшие легионеры оказались на берегах Протвы и Угодки, где и осели на постоянное жительство.
Но это всего лишь гипотеза, хотя и красивая. Владимир Дайнес отмечает в своем биографическом труде: «То обстоятельство, что отец Жукова Константин был подкидышем, впоследствии стало поводом для всевозможных домыслов». Это обстоятельство бросается в глаза многим. Так, младшая дочь Георгия Константиновича – Мария высказывалась на эту тему: «Раньше были легенды о его арийском происхождении. Теперь появилась новая, «свежая» версия. Оказывается, Жуков был греком. Когда тщетными оказываются попытки обвинить Жукова в бездарности и представить его «врагом народа», предпринимаются попытки доказать хотя бы то, что он не был русским».
В реальности предполагаемым потомкам римских легионеров приходилось использовать все возможности, чтобы добыть пропитание, а если повезет – выбиться в люди. Впрочем, эта проблема и в античные времена была актуальна…
Георгий часто ходил на охоту вместе с братом своей крестной матери Прохором: летом на уток, зимой на зайцев – и той, и другой дичи в окрестностях деревни было много. Брат крестной носил прозвище Прошка-хромой, но поврежденная нога не мешала ему быть искусным охотником. Задачей юного Георгия было загонять дичь и доставать добычу из воды.
В воспоминаниях Жуков признавался, что страстная любовь к охоте осталась у него с детства на всю жизнь. Утиная охота в России обычно популярностью не пользовалась – знатные ценители псовой травли и, как говорят теперь, трофейной охоты не считали утку достойной дичью. А крестьянам, кому любая добыча была подспорьем в смысле пропитания, обычно было некогда, ведь главное время утиной охоты совпадало со временем интенсивных земледельческих работ. Поэтому уток всегда было много. Недаром и сейчас охота на утку остается одним из наиболее доступных видов охоты по перу. Но в таких местностях, где тихие речки и озера чередуются с обработанными полями, крестьянские охотники могли не только успешно стрелять уток ради пополнения скромного стола, но и защищать тем самым урожай – во второй половине лета утки летают кормиться на посевы, где зреет зерно. Так что Георгий с дядюшкой Прохором ревностно оберегали небогатые поля ржи и овса от прилетавших на жировку прожорливых стай.
В 1906 году Жуков-старший, обычно находившийся в Москве на заработках, вернулся в деревню и сообщил семейству, что в Первопрестольную вернуться не может – попал в поле зрения полиции как неблагонадежный «революционный элемент». Георгий, хоть и понимал, что потеря отцовского заработка еще больше усложнит жизнь, все равно радовался. «Я очень любил отца, и он меня баловал, – вспоминал Жуков. – Но бывали случаи, когда отец строго наказывал меня за какую-нибудь провинность и даже бил шпандырем (сапожный ремень), требуя, чтобы я просил прощения. Но я был упрям – и сколько бы он ни бил меня – терпел, но прощения не просил. Один раз он задал мне такую порку, что я убежал из дому и трое суток жил в конопле у соседа. Кроме сестры, никто не знал, где я. Мы с ней договорились, чтобы она меня не выдавала и носила мне еду. Меня всюду искали, но я хорошо замаскировался».
Такая вот вполне римская гордость, оставшаяся чертой Жуковского характера на всю жизнь. Вкупе с прямодушием она, наверное, и мешала маршалу Победы успешно вписаться в мирную жизнь, особенно в высших сферах, где умение лавировать и прогибаться было намного важнее полководческого дарования.
