Иван Пстыго - На боевом курсе
Экипажи боевых машин пошли снова проверять всю подготовку вооружения.
До войны при учебной тревоге допускались кой-какие условности. И вот эти условности без каких-либо команд и распоряжений полностью отменялись. За каждым самолетом мы отрыли окоп - один на весь экипаж. Потом взялись за общие окопы - для звена, эскадрильи.
- Ну что, товарищ командир, война?! - допытываются мотористы. Чувствую, что надеются на опровержение, хотят услышать что-нибудь о недоразумении, провокации, инциденте.
...Странная вещь, пока тревоги были учебными, беседовать о возможной войне мне было проще и легче. И быть уверенным в ней было легче. Теперь же, если бы мне дали какой-нибудь незначительный факт, который позволял бы истолковывать все как трагическую ошибку, с какой радостной безоглядностью я зацепился бы за него и поверил бы в это недоразумение.
Но я разочаровываю своих подчиненных:
- Война, ребята. Наверное, война...
Репродуктор эскадрильи, укрепленный на дереве, вскоре рассеял наши последние сомнения. Прозвучала речь Молотова о вероломном нападении гитлеровской Германии.
Вернулся от командира полка комэск Гудзенко, и мы начали формировать группы, готовиться к боевому вылету для нанесения удара по войскам противника.
Командир нашего полка полагал, что лучший пример - это личный, поэтому крещение огнем первыми предстояло принять старшим командирам, руководящему составу полка. Рядовые летчики в первые бои вообще не ходили, командиры звеньев - и те не все получили разрешение на вылет.
Сформировали две группы по две девятки, и эти восемнадцать самолетов стали готовить к вылету на боевое задание. Была поставлена следующая задача: поскольку Румыния выступала на стороне Германии и, по данным разведки, на ее территории вблизи границы скапливались войска явно для того, чтобы форсировать реку Прут и вторгнуться в пределы Советского Союза, нам приказали упредить это наступление и нанести по врагу удар.
Мне определили место ведомого в звене своего командира эскадрильи, слева от него.
И вот в шестнадцать часов прозвучала команда: "По самолетам!" Выполнили мы ее со штурманом Сашей Демешкиным не хуже, чем на тренировках. Чего нам такая четкость стоила - другой вопрос.
Оказалось: запускать мотор, выруливать, взлетать в мирное время для учебного полета - одно дело. И совсем другое - для боевого: психологически вышло во сто крат сложнее!
Взлетели. Набрали высоту. Молчим. Во время учебного полетов мы не единожды пролетали над этими местами: все те же крупные и мелкие селения с белоснежными хатами, утопающими в зелени садов, аккуратные поля вперемежку с лесными остравинами, мастеровито натянутые нити дорог.
Вот и Прут. И вроде бы солнце светит как обычно, но блеск нынче у Прута какой-то стальной, холодный. Я невольно поежился.
Мерно гудит мотор. Курс на запад...
Вышли мы на скопление войск противника на шоссе. С небольшими интервалами между колоннами к границе двигались автомашины с людьми и техникой. На наше появление враг не реагирует. Гитлеровская пропаганда явно перестаралась, полагая, что летать могут только немецкие самолеты.
Заходим на бомбометание. Боевой курс. Прицеливание. Сброс!
Летчику плохо видно, как поражается цель, а штурман может посмотреть назад и оценить попадание бомб.
- Цель накрыта! - радостно кричит Демешкин.
Но тут же нас начали обстреливать зенитки. Стреляли немцы впопыхах и неточно.
Зенитные снаряды рвались довольно далеко.
- Иван! Глянь, какие фиалки цветут!.. - это все наш штурман Саша Демешкин.
Нашел о чем толковать!
- Ты попроси, может, поближе поднесут, - сержусь я.
Из-под зенитного огня наши самолеты вышли благополучно - без единой царапины. Весь полет длился часа полтора, и в восемнадцать часов мы были уже на своем аэродроме.
Сильно возбужденные, разговорчивые более обычного, мы радовались нашей первой победе, и все мое звено допрашивало меня:
- Товарищ командир, ну что? Как?..
Я стараюсь отвечать сдержанно и деловито.
Демешкин перебивает:
- А снарядов, братцы! - и присвистывает. - Там снарядов как гороху в поле!..
Я его не одергиваю: пусть настроит людей на серьезные бои.
Командир эскадрильи Гудзенко, собрав все подразделения, сделал подробный и поучительный разбор первого боевого вылета.
- Накрыли мы противника хорошо, - оценил он нашу работу. - Две трети успеха
Отношу на внезапность. Но держались мы не компактно, развороты выполняли не дружно. Переключали все внимание на цель, а ведь так нельзя. И за своими товарищами, и за воздухом надо следить...
И комэск повел речь о противозенитных маневрах, об эффективности бомбометания, об отражении атак истребителей. Говорил спокойно, как будто разбирал наши обычные тренировочные полеты.
В тот день было еще несколько вылетов. Одна из групп ходила на бомбометание, другие экипажи на разведку.
С позиций зрелых рассуждений, наверное надо отметить, что командиром полка при формировании групп для нанесения первого удара по войскам противника была допущена ошибка, которая могла обернуться потерей боеспособности части. В самом деле, навались на нас противник группой истребителей до цели, над целью или даже после боевой работы - и полк потерял бы весь свой руководящий состав, то есть практически был бы выведен из строя.
Нам повезло. Немцы сплоховали. Ну а майор Родякин своего добился: крестил огнем!
И все же первые боевые вылеты учили нас не только на ошибках врага - на наших тоже. Выполняя одно из заданий, мы вышли в место встречи с нашими истребителями и тут же опознали их - это были Миг-3. На душе стало легче: есть истребители прикрытия! Они, как нам казалось, занимают свое место в общем боевом порядке, но вдруг видим, один Миг бросается на нашу эскадрилью и открывает огонь. В чем дело?
Самолет ведущего командира эскадрильи капитана Гудзенко задымился и пошел на снижение. Я попросил штурмана Демешкина проследить где упадет или сядет самолет, а летчик-истребитель, который подбил Гудзенко, увидев, что атаковал своих, начал энергично делать своей машиной различные эволюции, обозначая, что летят свои бомбардировщики. Наши истребители успокоились и сопровождали нас до цели. А эскадрилью, теперь уже из восьми самолетов, повел заместитель комэска старший лейтенант И.А. Кузнецов. Мы вышли на цель, отбомбились и пошли домой. Не вернулся только Гудзенко.
После посадки меня вызвал командир полка Родякин и спрашивает:
- Видел, где сел Гудзенко?
- Видел мой штурман. А я хорошо знаю этот район.
Родякин говорит:
- Срочно бери У-2 и лети на место посадки. Там будет видно, что делать. Вези экипаж домой...
