Уинстон Черчилль - Вторая мировая война
Летом 1919 года союзные армии стояли вдоль Рейна, а их плацдармы вдавались далеко в глубь побежденной, разоруженной и голодающей Германии. В Париже руководители держав-победительниц вели споры и дискуссии относительно будущего. Перед ними лежала карта Европы, которую им предстояло перекроить по своему усмотрению. После 52 месяцев отчаянной борьбы, полной опасностей, судьба тевтонской коалиции зависела от милости победителей, и ни один из ее четырех участников не мог оказать ни малейшего сопротивления их воле. Германия, главарь и предводитель преступных сил, которую считали главной виновницей катастрофы, обрушившейся на весь мир, находилась во власти победивших государств, которые и сами едва держались на ногах после пережитых ими мучений. К тому же закончившаяся война была войной народов, а не правительств. Жизненная энергия величайших наций вся без остатка излилась в гневе и кровавой бойне. Военных руководителей, собравшихся в Париже, вынесла туда на своем гребне самая мощная и самая яростная волна, когда-либо вздымавшаяся в истории человечества. Давно миновали времена Утрехтского и Венского договоров, когда аристократические государственные деятели и дипломаты – как победители, так и побежденные – собирались для вежливых и учтивых споров и, не ведая трескотни и разноголосицы демократии, могли перекраивать политические системы на основе принципов, разделявшихся всеми ими. Ныне десятки миллионов людей, доведенных до исступления страданиями и увлеченных различными доктринами, рассчитанными на массы, требовали, чтобы возмездие было осуществлено в полной мере. И горе руководителям, вознесенным ныне своим триумфом на головокружительные вершины, если за столом конференции они откажутся от того, что было завоевано солдатами на сотнях кровавых полей сражений!
Франция играла ведущую роль, на что ей давали право как ее усилия, так и понесенные ею потери. Около полутора миллионов французов погибло, защищая землю Франции от вторгнувшегося врага. Колокольни собора Парижской богоматери пять раз на протяжении ста лет – в 1814, 1815, 1870, 1914, 1918 годах – видели пламя, вырывавшееся из жерл прусских пушек, и слышали грохот их канонады. В течение ужасных четырех лет тринадцать провинций Франции находились в жестоких тисках прусского военного управления. Обширные районы систематически опустошались врагом либо покрывались развалинами в результате столкновения армий. От Вердена до Тулона не было такого дома, такой семьи, где бы не оплакивали своих погибших или не имели своих калек. Французам, которые сражались и страдали в 1870 году, – а таких в высших сферах было много, – казалось почти чудом, что Франция вышла победительницей из несравненно более страшной борьбы, которая только что закончилась. Всю свою жизнь они пребывали в страхе перед Германской империей. Они помнили превентивную войну, которую Бисмарк стремился развязать в 1875 году; они помнили грубые угрозы, вынудившие Делькассе уйти со своего поста в 1905 году; в 1906 году их потрясла марокканская угроза, в 1908 году – боснийский конфликт и в 1911 году – агадирский кризис. В Англии и Америке могли смеяться над «бронированным кулаком» кайзера и его речами о «сверкающем оружии», но в сердцах французов они звучали зловещим предвестником ужасных реальных событий. В страхе перед германским оружием они прожили почти пятьдесят лет. И вот ценой своей крови они сбросили с себя давно давившую их тяжесть. Наконец-то обретен мир и безопасность. В едином страстном порыве французский народ воскликнул: «Никогда больше!»
Однако будущее внушало мрачные предчувствия. Население Франции составляло менее двух третей населения Германии. При этом численность французского населения оставалась постоянной, в то время как германское население росло. Через десять лет, а быть может, и раньше, Германия должна была располагать вдвое большим, чем Франция, ежегодным контингентом молодежи призывного возраста. Германия почти в одиночку воевала чуть ли не с целым миром и едва не победила. Люди, осведомленные больше других, отлично знали, что исход великой войны не раз был под вопросом и лишь разного рода случайности перевесили роковую чашу весов. Какие имелись шансы на то, что в будущем на полях Франции или на Востоке снова появятся миллионные армии великих союзников? Разорение и потрясение, пережитые Россией, сделали ее совершенно непохожей на прежнюю. Италия могла оказаться на стороне противника. Великобритания и Соединенные Штаты были отделены от Европы морями и океанами. Франция, истощенная, с поредевшим населением, но чувствовавшая себя бесспорной госпожой момента, вглядывалась в будущее со смешанным чувством благодарного удивления и гнетущего страха. Где же была та безопасность, без которой все, что было завоевано, теряло свою ценность и сама жизнь даже в разгар победных торжеств становилась едва выносимой? Жизненной необходимостью была безопасность – безопасность любой ценой, любыми средствами, как бы ни были они суровы или даже жестоки.
* * *В день перемирия германские армии в полном порядке начали отход на родину. Увенчанный лаврами генералиссимус союзных армий маршал Фош, повинуясь чувствам солдата, заявил: «Они хорошо сражались. Оставим им их оружие». Однако он потребовал, чтобы французская граница отныне проходила по Рейну. Германия могла быть разоружена, ее военная система полностью разбита, а ее крепости срыты; Германию можно разорить, ее можно обложить неограниченной контрибуцией; она может стать жертвой внутренних распрей – но все это минует через десять или двадцать лет. И тогда снова воспрянет несокрушимая мощь «всех германских племен», вновь запылают неугасимые огни воинственной Пруссии. Но Рейн, широкий, глубокий и быстро текущий Рейн, укрепленный и находящийся в руках французской армии, явится барьером и щитом, под прикрытием которого многие поколения французов смогут жить спокойно. Совершенно иными, однако, были настроения и взгляды стран английского языка, без помощи которых Франция была бы побеждена. Территориальные статьи Версальского договора оставляли Германию фактически нетронутой. Она по-прежнему оставалась крупнейшим однородным национальным массивом в Европе. Маршал Фош, услыхав о подписании Версальского мирного договора, удивительно верно сказал: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет».
* * *Экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились явно бессмысленными. Германия была принуждена к выплате баснословных репараций. В этом диктате нашли свое отражение гнев держав-победительниц, а также вера их народов, что побежденную страну или какое-либо сообщество людей можно обложить такой данью, которая способна возместить стоимость современной войны.
