Питер Акройд - Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография
Конечно же Элиза По не происходила из «хорошей семьи». В 1796 году она приплыла из Англии вместе со своей матерью, актрисой Ковент-Гарденского театра, которая рассчитывала на более широкие сценические перспективы в новой стране. В то время Элизе было всего девять лет от роду, но очень скоро она стала опытной artiste. Миновало всего три месяца, как Элиза приехала в Соединенные Штаты, а она уже дебютировала на сцене. До нас дошел всего один портрет этой женщины в ранней молодости. На нем изображена прелестная, возможно слишком хрупкая юная женщина с уложенными по моде локонами и живым лицом, которое несколько портят глаза навыкате. Портрет дополняют платье с высокой талией и элегантная, дерзкого фасона шляпка. Вероятно, Элиза По стала хорошей актрисой и нравилась публике, так как в газетах того времени можно найти немало комплиментов в ее адрес. К тому же она сочетала в себе разные амплуа и, бывало, играла по три роли за один вечер. За время своей относительно короткой карьеры она исполнила двести одну роль. Одним из ее партнеров был мистер Люк Ашер, чье имя сохранила история.
В 1802 году, в возрасте пятнадцати лет, Элиза вышла замуж за актера той же труппы Чарльза Хопкинса, который умер тремя годами позже. Четырнадцатого марта 1806 года, через полгода после смерти первого мужа, юная актриса спешно становится женой Дэвида По из Ричмонда, в штате Вирджиния, к чему ее, вероятно, подтолкнули трудные обстоятельства. Чтобы отпраздновать свадьбу, Дэвид По занимает некую сумму. Он собирался стать юристом, однако возобладали актерские амбиции, которым, к сожалению, не суждено было осуществиться в полной мере, так как в газетных рецензиях можно прочитать, что он не сумел стать вровень со своей прелестной юной женой. Один из журналов утверждал, что Дэвид По «не был предназначен судьбой для высокой драмы». Ко времени женитьбы ему исполнилось двадцать два года, то есть он был на три года старше своей жены. Импульсивный, экстравагантный, старший По уже тогда пристрастился к алкоголю. Спектакли довольно часто отменялись по причине, как объявлял антрепренер, «внезапного нездоровья» мистера По, что было эвфемизмом глубокого опьянения. До сих пор спорят, была ли наследственной склонность Эдгара Аллана По к пьянству или алкоголизму (что не одно и то же). Единственное дошедшее до нас письмо, написанное Дэвидом По, — это отчаянная мольба о деньгах с уверениями, что «лишь крайне бедственное положение» заставляет его обращаться с такой просьбой. Точно так же позднее будет писать его сын. Можно сказать, что По тут как бы повторяет отца, демонстрируя ту мрачную мистическую связь, о которой нередко повествуют и его сочинения.
Генри, первый сын Дэвида и Элизы По, родился в январе 1807 года. Два года спустя он был отправлен к Элизабет и «генералу» По, родителям Дэвида. Бродячая жизнь актеров, путешествующих по всему Восточному побережью от Нью-Йорка до Бостона, от Балтимора до Филадельфии и Ричмонда и обратно, оказалась слишком утомительной для матери и малыша.
«Генерал» По никогда не был генералом и всю жизнь занимался тем, что мастерил прялки; но во время Войны за независимость он был назначен помощником начальника интендантской службы в городе Балтимор и со временем получил чин майора. Во всяком случае, он был инициативным и успешным офицером, впоследствии заслужившим похвалы маркиза де Лафайета.[3] Не менее успешным он был и в трудной роли отца, поскольку практически усыновил Генри и заботился об Эдгаре в первые месяцы его жизни.
Летом 1809 года Дэвид и Элиза вернулись в Балтимор ради маленького Эдгара. Однако счастливого воссоединения не получилось. И муж, и жена болели туберкулезом, к тому же состояние их здоровья усугублялось нищетой и ненадежностью существования. В декабре 1810 года у пары родилась девочка, которую назвали Розали, или Рози, и материальное положение молодой семьи стало еще напряженнее. До нас дошли сведения, что младшие дети были отданы под опеку старой валлийки, которая «обильно поила их джином и другими крепкими напитками, а иногда и настойкой опия», чтобы они становились «сильнее и здоровее». Или, скорее всего, чтобы не плакали.
В какой-то момент весной или летом 1811 года Дэвид По исчез. К жене и детям он больше не вернулся. Двадцать шестого июля газета «Норфолк геральд» сообщила, что миссис По «осталась одна… без друзей и поддержки».
Повзрослев, как сообщает один из исследователей, По «делал вид», будто не знает, что случилось с его отцом. Однако вполне вероятно, что ему не надо было «делать вид». Причины бегства Дэвида По неизвестны. Ходили слухи о ссоре с Элизой и еще более настойчивые слухи о том, что Розали не его дочь. Не исключено, что он покинул семью еще в 1810 году, возможно до рождения Розали.
Тем временем туберкулез Элизы перешел в свою финальную стадию. Вероятно, маленький Эдгар остро чувствовал, что потерял отца и теряет мать. Вряд ли он мог это понять умом, однако его раннее детство проходило в атмосфере смертельной опасности и обреченности. Тревога не покидала его. Он ведь не мог не видеть, как его мама худеет, как она натужно кашляет и харкает кровью. Эта картина осталась с ним навсегда. Во многих из своих рассказов он вновь и вновь воскрешает любимый образ — женщины, снедаемой туберкулезом.
С июля по октябрь 1811 года Элиза По все еще выступает на театральной сцене в Ричмонде. А в ноябре она окончательно слегла. В начале месяца один из жителей Ричмонда сообщил, что она «больна» и «крайне нуждается». В конце ноября «Ричмонд энквайерер» поместил объявление, что «миссис По лежит на смертном одре в окружении одних только детей и молит о помощи; возможно, в последний раз». Девять дней спустя ее не стало. Двух малюток взяли на руки, чтобы они в последний раз посмотрели на восковое лицо своей матери. Розали получила в наследство пустую шкатулку, то есть почти все, что оставалось у миссис По, а Эдгар — миниатюрный портрет матери и два локона в дамской сумочке. На оборотной стороне миниатюры миссис По нарисовала Бостонский порт и написала наказ сыну «любить Бостон, в котором он родился». Эдгар не последовал ее наказу. Миссис По отнесли на кладбище при церкви Святого Иоанна и похоронили в присутствии сына и дочери.
В письме, написанном двадцатью четырьмя годами позднее, По рассказал о своей матери. «Я совсем не знал ее — и совсем не знал отцовской любви. Оба умерли… друг за другом в течение нескольких недель. У меня в жизни было много Скорбей, однако самым тяжким испытанием стало отсутствие родительской любви». Тем не менее не похоже, чтобы его отец умер вскоре после матери. По очень любил театральные эффекты, даже когда это касалось вещей самых интимных. Но в другом он, скорее всего, искренен. Возможно, и даже вероятно, что он не помнил своей матери. Всепоглощающее горе могло принести с собой спасительную амнезию. И ранние годы его жизни скрылись во мраке.
Однако по-своему они повлияли на По. Если в детстве он и не понял, что значит смерть матери, с течением времени ощущение горестной утраты становится более сильным и тягостным. Чего-то ему недоставало. Из его жизни ушло нечто драгоценное. По был вечным сиротой в этом мире. И вся его жизнь и творчество его доказывают, что ранние впечатления обреченности и горького одиночества никогда не были им изжиты. Его сочинения полны образов умерших или умирающих женщин — юных, прекрасных и добрых. Наверное, здесь уместно вспомнить слова герцога Эксетера из шекспировского «Генриха V»:
И слабость матери во мне воскресла
В потоке слез.[4]
А что несчастные дети, сначала брошенные отцом, а потом, не по ее воле, оставленные матерью? В последние дни, когда она лежала на соломенном матрасе в съемной комнате, ее посещали и утешали, как писали в газетах, «дамы из респектабельных семейств». Среди них была жена торговца и бизнесмена Джона Аллана, который прибыл из Шотландии в страну неограниченных финансовых возможностей. Фрэнсис, или Фанни, Аллан привязалась к мальчику. Тогда ей уже исполнилось двадцать пять лет, а так как своих детей ей не было дано, то при виде несчастного ребенка в ее душе пробудились самые горячие чувства. Она уговорила мужа дать маленькому Эдгару приют, тогда как Розали взяла под опеку другая семья торговцев из Шотландии по фамилии Маккензи. Итак, Эдгар, еще совсем малыш, оказался в чужом доме на углу Тринадцатой улицы и Мэйн-стрит, в квартире над конторой фирмы «Эллис и Аллан». Седьмого января 1812 года состоялись крестины, когда По получил второе имя в честь приемного отца, став таким образом Эдгаром Алланом По.
О мальчике, поселившемся в доме Алланов, до нас дошли исключительно благоприятные отзывы. Соседи в Ричмонде запомнили его как «очаровательного ребенка с темными локонами и блестящими глазами, одетого как принц»; он остался в их памяти милым и умным мальчиком, ласковым и пылким, искренним и жизнерадостным. Картинка, идеальная до неправдоподобия! Ну прямо маленький лорд Фаунтлерой! Он танцевал на столе, приводя в восторг подруг Фанни Аллан, и читал наизусть «Песню последнего менестреля».[5] Он произносил тосты в честь «дам» и пил сладкое вино, разбавленное водой. Его баловала и наряжала миссис Аллан. Похоже, ему даже удалось завоевать любовь ее мужа Джона Аллана, которому уже исполнился тридцать один год, когда Эдгар стал членом его семьи. Джон Аллан был человеком деловым, но никак не угрюмым или суровым. Наоборот, он был большим жизнелюбом. В Ричмонде у него имелись двое внебрачных детей. Наверное, он даже сочувствовал юному По, так как сам был сиротой.
