Владимир Броневский - Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Когда Жуберт, генерал-интендант французской армии, прибыл в Триест, то бедствия еще большие, притеснения неслыханные, отяготели на бедных жителях. Я желал бы умолчать о хищнических поступках, весьма печальных и невыгодных для чести нации, называвшей себя великой и просвещенной; и как такого рода злодеяния происходят всегда от правительства или, лучше, правителя-деспота, то хотя по пословице «Лежачего не бьют», я должен бы покрыть завесой происшествия, коих был очевидец и коими сердце мое тогда раздиралось; однако же почитаю нужным дать соотечественникам моим понятие, что могли бы мы претерпеть тогда, когда, подобно немцам, остались бы в своих домах? Чего жители Москвы должны были бы ожидать, если бы наши гражданские чиновники остались при своих должностях и были бы обязаны грабить своих друзей, отца, мать и себя самих? Сравнивая бедствия всей Европы с потерей нашей и испанцев, пусть читатели сами скажут, лучше ли или хуже мы сделали, что предали огню свои дома, что, оставляя занятые неприятелем города пустыми, лишили его средства содержать себя в чужой счет; и наконец, не от того ли мы победили почитавшего себя непобедимым Наполеона, что наше правительство, подобно мужественным испанцам, приняло другие меры и способы для сопротивления ему?
На другой день прибытия в Триест Жуберта французы конфисковали английские товары; вместе с оными отняты были частью и немецкие, по произволу французских комиссаров названные английскими. Дабы за сии товары выручить наличные деньги, продали часть оных с аукционного торга. Купившим выдали свидетельства и билет на свободный сих товаров пропуск и продажу без пошлины во французских владениях. Триестские капиталисты, думавшие сим оборотом обогатиться, обмануты были самым необыкновенным образом. На границе Итальянского королевства товары их были остановлены; свидетельство, данное Жубертом, таможенные чиновники объявили ничтожным, и бедные купцы очень еще довольны были и тем, что за половинную цену против аукционной покупки могли продать свои товары маршалу Массене и некоторым другим французским генералам… разумеется, что товары, принадлежащие маршалу, были тотчас пропущены.
По взятии Вены Наполеон наложил на Триест 50 миллионов флоринов контрибуции. Хотя сначала полагали, что город едва ли четвертую часть сей суммы может выплатить, однако же Жуберт доказал противное; в два месяца он собрал более 20 миллионов, частью деньгами, а прочее съестными припасами и другими потребностями. Жуберт систематически и постепенно, так сказать, высасывал деньги. Во-первых, наложена была небольшая контрибуция, которую в три дня удобно и уплатили, потом под разными предлогами в три раза взято было еще несколько денег, и когда у бедного и посредственного состояния нечего уже было брать, тогда приступил Жуберт к насильственным займам, то есть у богачей отняли до половины их капитала, предоставя им чрез посредство своего магистрата, сделать уравнительную раскладку и со временем взыскать с своих сограждан. При сих насильственных займах, если кто отказывался платить, то, дабы принудить его, употребляли так называемую военную экзекуцию. В первый день приходили в дом пять человек солдат с унтер-офицером, хозяин, кроме пищи, слишком прихотливой для солдата, должен был в тот же день заплатить каждому из них по 5 флоринов. На другие сутки прибавлялось еще пять солдат, кои получали по 10 флоринов. На третий день 15 солдатам выдавалось по 15 флоринов каждому, и так далее. Если чрез пять дней хозяин не вносил положенной на него контрибуции, то на шестой комиссар брал у него серебро или какие другие вещи, которые удобнее и выгоднее можно было продать. Не случалось почти никогда или весьма редко, чтобы кто мог в продолжение пяти дней выдержать все грубости и неистовства солдат. Они обыкновенно располагались в лучших комнатах, развешивали по стенам ружья и сумы, портили мебель, заставляли чистить себе сапоги, мыть белье, брали, что им нравилось, женщинам не было от них покою, и самые жесточайшие оскорбления оставались без наказания.
Когда лавки и магазейны были начисто ограблены, в домах едва ли что оставалось для пропитания; когда из 40 тысяч жителей оставалось только 20 тысяч, то Жуберт для вынуждения значительнейшей суммы употребил следующее средство: 24 богатейших капиталистов посажены были под стражу, причем объявлено было им, что если чрез 10 дней не внесут нового наложенного на них насильственного займа, то будут расстреляны. Денег ни у кого не было, и сии несчастные отправлены были в крепость Пальма-Нову для исполнения над ними смертного приговора. Не могу описать уныния и отчаяния, объявшего триестцев. Некоторые благородные французы были чувствительны к бедствиям народа, некоторые с негодованием порицали жестокие поступки происходящие от алчности к деньгам. Дюк де Нарбон[119], дивизионный генерал, бывший в сие время губернатором в Триесте, старался, сколько можно, облегчать участь угнетенных; но по причине полной власти для взыскания контрибуций, данной Жуберту, благородные усилия его большей частью оставались безуспешны. Жуберт, сколько по обязанности и долгу службы, столько сообразуясь характером своего деспота, как кажется, получил навык ничем не трогаться и употреблять крайние меры жестокости с удивительным хладнокровием. Вот тому пример: Карчиотти, старец 80 лет, вместе с прочими купцами отправлен был в Пальму-Нову. Сын его, представя Жуберту, что имение ему, а не отцу принадлежит, просил генерала, чтобы ему вместо родителя позволил умереть. Жуберт равнодушно и с насмешливой улыбкой отвечал сему достойному сыну: «Твое намерение похвально, годится для трагедии; заплати сверх положенной на отца контрибуции 20 тысяч флоринов, и я сей час прикажу расстрелять тебя вместо твоего почтенного родителя». К счастью, мир вскоре был заключен, и страдальцы, просидев в тюрьме, были освобождены.
Таковы-то были средства, для взыскания контрибуций употребленные; но были еще другие, адской душой обдуманные злодейства, коим и сам Аттила, и самый неистовый разбойничий атаман должен был бы уступить. До вступления французов в Триест коронные суммы и всякое казенное имущество были вывезены; но капиталы несовершеннолетних и вдов, под опекой находящихся, оставались; Жуберт, для пополнения контрибуций, не усомнился потребовать и сии суммы. Президент городового правления долго тому противился. Жуберт в сем случае не хотел употребить явного насилия и для получения сих денег прибегнул к следующей хитрости. Сыскал такого человека, который, не имея ничего, чтобы мог почесть для себя потерей, согласился за место президента выдать деньги актом. Прежний благородный президент, не щадивший никаких усилий для облегчения участи своих сограждан, был сменен, а сироты и вдовы лишились от того дневного пропитания. Вот какими уловками французы прикрывали свои насильственные поступки, кои и им иногда казались непозволенными. Дабы иметь причину притеснять и отнимать деньги, было наконец публиковано, что доносчикам будет выдаваемо приличное награждение. Невинные страдали, принуждены были платить за обвинения, коим не было никакого основания; и даже не требовалось для улики и ложные свидетели.
