Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст]
В течение трех дней в здании Благородного Собрания проходили торжественные утренние заседания и литературно-музыкальные вечера.
И. С. Тургенев, будучи среди приглашенных, сказал по поводу памятника:
«…Сияй же, как он, благородный медный лик, воздвигнутый в самом сердце древней столицы, и гласи грядущим поколениям о нашем праве называться великим народом потому, что среди этого народа родился, в ряду других великих, и такой человек! <…> мы будем надеяться, что всякий наш потомок, с любовью остановившийся перед изваянием Пушкина и понимающий значение этой любви, тем самым докажет, что он, подобно Пушкину, стал более русским и более образованным, более свободным человеком!..»{1065}.
8 июня произнес свою знаменитую речь о Пушкине и Ф. М. Достоевский.
Один из участников этих юбилейных торжеств пытался передать волнующую атмосферу:
«…Огромный зал точно улей дышит, гудит и рокочет от толпы в несколько тысяч человек; но вот он мгновенно смолк и притаил дыхание… Перед сценой, украшенной… расписанными подзороми, на которых белеет, среди зелени и лавровых венков, бюст поэта, восседает почетный синендрион заслуженных членов „Общества любителей российской словесности“. Среди них и все наши литературные светила: Тургенев, Достоевский, Островский, Аксаков, Писемский, Майков, Полонский… Один за другим всходят они на кафедру, и сколько ума, таланта, знания и остроумия проносится в живом слове под этими громадными сводами и жадно схватывается внимательной, чуткой и отзывчивой толпой… Вот почему в некоторой доле прав тот публицист, который сказал на днях в своей газете: „Верьте мне на слово — несчастный тот человек, который не был в Москве на пушкинском празднике!“»{1066}.
В воспоминаниях Д. Н. Любимова сохранилось описание торжественного собрания Общества любителей российской словесности в Колонном зале Московского Дворянского Собрания. На этом заседании присутствовали многие литераторы, музыканты, ученые и официальные лица. Здесь же были и четверо детей Поэта:
«В первом ряду, на первом плане — семья Пушкина. Старший сын Александр Александрович, командир Нарвского гусарского полка, только что пожалованный флигель-адъютантом, в военном мундире, с седой бородой, в очках; второй сын — Григорий Александрович, служивший по судебному ведомству, моложавый, во фраке; две дочери: одна — постоянно жившая в Москве, вдова генерала Гартунга, заведовавшего еще недавно московским отделением государственного конно-заводского округа, и другая — графиня Меренберг — морганатическая супруга герцога Гессен-Нассауского, необыкновенно красивая, похожая на свою мать. Накануне я видел их в университете и участвовал в овациях, устроенных им публикою, профессорами и студентами. Когда ректор, говоря речь, упомянул о том, что Пушкин где-то сказал, что его более всего трогает, когда чествуют потомков за заслуги их знаменитых предков ввиду полного бескорыстия и искренности этих чествований, весь совет профессоров, сидевших на эстраде, а за ними вся зала, как один человек, встала со своих мест и, обратившись в сторону Пушкиных, разразилась долго не смолкавшими рукоплесканиями. Пушкины страшно смутились от внезапности и искренности всех в зале охвативших чувств».
Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов (1848–1913), один из основателей Общества ревнителей русского исторического просвещения, тогда же написал стихотворение «На открытие памятника Пушкину»:
… … … … …И день настал — исполнилось желанье:
Стоит пред нами Пушкин, как живой!
Вокруг него народа ликованье
И славное гремит именованье
Его, как гром над русскою землей!
А он стоит и смотрит с возвышенья
С приветом жизни, с благостью в очах,
Как будто снова полный вдохновенья,
Как будто с песней новой на устах
Он смотрит вдаль — и видит пред собою
Сквозь многих дней таинственный туман,
Как движется пучиною живою
Грядущего безбрежный океан.
И знает он, что плещущие воды
К его стопам покорно притекут,
Что всей Руси языки и народы
Ему дань славы вечной принесут.
Многие из русских поэтов сердечно отозвались на это торжественное событие, получившее широкий литературно-общественный резонанс. Среди них были и Яков Полонский, и Алексей Плещеев, и Афанасий Фет, и доживший до этого дня секундант Пушкина на его первой (несостоявшейся) дуэли с Дантесом — граф Владимир Александрович Соллогуб, которому шел 67-й год.
19 ноября 1881 года
На 72-м году жизни умер Иван Николаевич Гончаров. По всей видимости, именно от его сестры, А. Н. Фризенгоф, семейство Араповых узнало о кончине своего дядюшки, который был похоронен в Иосифо-Волоколамском монастыре, где покоилась его мать и где в 1875 году была погребена его вторая жена, Екатерина Николаевна, племянница Ланского.
Вероятно, подобного рода известия только обострили течение болезни Николая Арапова, и Елизавета Петровна предприняла попытку лечения мужа у прославленного парижского невропатолога, академика Жана Мартена Шарко. Возможно, что и присутствие в Париже родной сестры Н. А. Арапова — Варвары Андреевны, способствовало переезду семьи во Францию, где ее супруг, барон Лев Александрович Фредерикс, занимал пост русского военного атташе в Париже.
Е. Н. Бибикова вспоминала о том времени:
«Прожив два года в Вене и, т. к. положение отца все ухудшалось, мама повезла его в Париж, к знаменитому Шарко. Там жила сестра отца — Варвара Андреевна Фредерикс, муж которой был военным агентом от России. Там мы прожили два года до смерти отца в январе 1883 года и вернулись навсегда в Россию.
В Париже доживал свой век престарелый Дантес, с дочерью Бертой Вандаль. Бабушка Наталья Николаевна не виделась больше с сестрой Екатериной. Последняя недолго прожила, была, как и бабушка, слабого здоровья и рано умерла, приняв католичество.
Она оставила маленькую дочь Берту, отец не женился и не расставался с дочерью. Умер в преклонном возрасте. Берта была замужем за богатым фабрикантом Вандаль и тоже рано овдовела, жила с отцом и воспитывала сына в строго католическом духе. Они жили в роскошном особняке. Дантес был красивый старик: лысый, с правильными чертами лица. Его возили в кресле. Нас возили к ним и сынок Берты приходил к нам в Пасси (предместье Парижа), со своим гувернером — католическим пастором. Он был старше меня на 7 или 8 лет. Тетя Берта была живая, энергичная француженка, хлопотала на похоронах отца (скорее, отпевании Н. А. Арапова. — Авт.) и часто нас навещала.