Сергей Степанов - Век психологии: имена и судьбы
Абрахам Гарольд Маслоу родился 1 апреля 1908 г. Столь странно для американца звучащую фамилию нам, наверное, следовало бы произносить в привычной манере – Маслов. Эту фамилию носил отец будущего психолога, выходец из южных губерний Российской империи, который, подобно десяткам тысяч своих еврейских соплеменников, потрясенных безжалостными погромами начала века, перебрался в Новый Свет. Там он открыл мастерскую по изготовлению бочек, «встал на ноги» и выписал с родины свою невесту. Так что их первенец, который в иных обстоятельствах мог бы быть нашим соотечественником и зваться Абрамом Григорьевичем Масловым, родился уже в Бруклине, не самом респектабельном районе Нью-Йорка.
Детские годы Маслоу могли бы послужить замечательным сюжетом для психоаналитического очерка. Его отец оказался далеко не идеальным семьянином, точнее говоря – пьяницей и бабником. Он мог надолго исчезнуть из дома, так что его положительное влияние на детей (их в семье было трое) определялось главным образом его отсутствием. Остается только удивляться, что семейный бизнес довольно успешно развивался и позволял семье вполне благополучно существовать. А впоследствии и сам Абрахам, уже будучи дипломированным психологом, принимал участие в руководстве производством бочек.
Отношения Абрахама с матерью складывались скверно и были окрашены взаимной неприязнью. Миссис Маслоу была вздорной особой и жестоко наказывала детей за малейшую провинность. К тому же она откровенно отдавала предпочтение двум младшим детям, а первенца недолюбливала. В памяти мальчика на всю жизнь отпечаталась сцена: мать разбивает о стену головы двум котятам, которых сын принес с улицы.
Он ничего не забыл и не простил. Когда мать умерла, Маслоу даже не явился на ее похороны. В его записках можно найти такие слова: «Вся моя жизненная философия и мои исследования имеют один общий исток – они питаются ненавистью и отвращением к тому, что воплощала собой она [мать]».
Важно отметить, что Абрахам был совсем не красавцем. Щуплое телосложение и огромный нос делали его отталкивающе-комичным. Он настолько тяжело переживал недостатки своей внешности, что даже избегал ездить в метро, подолгу дожидаясь пустого вагона, где мог бы никому не попадаться на глаза. Можно даже сказать, что в детстве и юности он терзался тяжелейшим комплексом неполноценности в связи со своей внешностью. Может быть, именно поэтому его впоследствии так заинтересовала теория Альфреда Адлера, с которым он даже познакомился лично, когда тот переселился в Америку. Ибо сам Маслоу был живым воплощением этой теории. В полном соответствии с идеями Адлера (с которыми он, разумеется, в юности еще и не был знаком) он стремился компенсировать свое худосочие и неловкость интенсивными занятиями спортом. Когда на этом поприще реализовать себя не удалось, он с тем же рвением занялся наукой.
В возрасте 18 лет Абрахам Маслоу поступил в Нью-Йоркский Сити-Колледж. Отец хотел, чтобы сын стал адвокатом, однако юридическая карьера юношу абсолютно не привлекала. Когда отец спросил, чем же он все-таки намерен заниматься, Абрахам ответил, что хотел бы «изучать всё».
Интерес к психологии возник у него на предпоследнем курсе колледжа, и тема для курсовой работы была им выбрана сугубо психологическая. Это произошло под влиянием ярких выступлений отца американского бихевиоризма Джона Уотсона. Долгие годы Маслоу сохранял приверженность поведенческой психологии и убеждение, что только естественнонаучный подход к человеческому поведению открывает путь решения всех мировых проблем. Лишь со временем ограниченность механистической трактовки поведения, характерной для бихевиоризма, стала для него не только очевидна, но и неприемлема.
Небезынтересно, что в отличие от красавца-жизнелюба Уотсона, заслужившего немало упреков в распущенности, неказистый Маслоу отличался редким постоянством в интимных отношениях. В юности он страстно влюбился в свою кузину, но, терзаемый своими комплексами, долго не решался ей открыться, опасаясь быть отвергнутым. Когда же его робкое проявление чувств было неожиданно встречено взаимностью, он испытал первое в своей жизни пиковое переживание (это понятие впоследствии стало одним из краеугольных камней его системы). Взаимная любовь стала огромной поддержкой для его не устоявшегося самоуважения. Через год молодые люди поженились (ему было 20, ей – 19) и, как пишут в романах, жили долго и счастливо.
Систематические занятия психологией Маслоу начал, поступив в Корнелльский университет, и это едва не погасило его зарождавшийся интерес к этой науке. Дело в том, что первый прослушанный им в Корнелле курс психологии читал ученик Вундта структуралист Эдвард Титченер. На фоне неотразимого обаяния Уотсона и растущей популярности его бихевиористских идей, академические рассуждения Титченера звучали унылым анахронизмом. По словам Маслоу, это было нечто «невыразимо скучное и совершенно безжизненное, ничего общего не имеющее с реальным миром, и потому я с содроганием бежал оттуда». Он перевелся в университет штата Висконсин, где активно занялся экспериментальными исследованиями поведения животных. Здесь он в 1930 г. получил степень бакалавра, в 1931 г. – магистра, а в 1934 г., в возрасте 26 лет, степень доктора философии. Его научным руководителем выступал Гарри Харлоу, прославившийся своими уникальными экспериментами над детенышами обезьян. Под его руководством Маслоу выполнил исследовательскую работу по проблемам доминирования и сексуального поведения приматов.
В те годы проблема сексуальности, несмотря на бурный расцвет психоанализа, продолжала оставаться для общественности пугающе-пикантной, и немногие ученые решались к ней подступиться. В силу этого Маслоу оказался одним из немногих, кого можно было с известной натяжкой назвать специалистом по данной проблеме. Поэтому именно к нему впоследствии обратился Альфред Кинси, которому предстояло революционизировать американское общественное сознание обнародованием результатов своих социологических изысканий на сексуальные темы. Интересно, что Маслоу предложение о сотрудничестве отклонил. Впоследствии его неоднократно упрекали в пренебрежении научными методами и вообще критериями научности. А вот с Кинси он не сошелся как раз на той почве, что счел его исследования не соответствующими критериям научности. По мнению Маслоу, выборку респондентов Кинси нельзя считать репрезентативной, поскольку в опросах участвовали только те, кто на это добровольно согласился. Делать выводы по такому деликатному вопросу, как особенности сексуального поведения, по мнению Маслоу, допустимо было бы лишь с учетом мнения и тех, кто отвергает саму возможность обсуждения этой темы. Поскольку это невозможно, то и выводы вряд ли достоверны. Статья Маслоу по этому вопросу появилась в Journal of Abnormal and Social Psychology в 1951 г., но осталась практически незамеченной и сегодня никем не вспоминается. А зря! Идея-то верная. Мы ведь и сегодня горюем о сексуальной распущенности молодежи, наблюдая самых «отвязанных» ее представителей и забывая про тех, кто ведет себя деликатно и скромно.
