Юрий Оклянский - Оставшиеся в тени
Вот полный текст небольшой газетной заметки:
«Сватовство» (К постановке в Малом театре).
По поводу предстоящей постановки в Малом театре пьесы гр. Алексея Николаевича Толстого мы беседовали с автором.
— Основная идея моей пьесы: у каждого человека есть одна любовь настоящая, подлинная. Все остальное — случайное, наносное, эпизодическое. Каждый носит в себе портрет возлюбленной — своей единой, неповторимой любви. Сила этой любви предназначенной настолько могущественна, что перерождает саму сущность человека. Она из безвольного лентяя делает почти героя.
Ведь наша дневная, суетная жизнь, как сновидение, полукошмарна, туманна, странна во всем своем сущем.
И вот эта любовь пробуждает. Она заставляет человека видеть кошмар повседневности, она уносит его от временного и преходящего и взор его устремляет в вечное, в незыблемое, в священное.
Но эта любовь — не страсть, не звериное и плотское желание непременно овладеть женщиной. Нет. Это другое. Любовь — спасительница, любовь — совместное существование, непрерывное созерцание идеала, глубокая духовная, не исключающая, конечно, и физической, связь с единственной, навсегда любимым человеком.
Этот же сюжет я несколько иначе разработал в своей новой пьесе, предназначенной для Художественного театра, — в «Дуэли».
На фоне серой, мещанской жизни провинциального забытого городка в течение одного только дня разыгрываются все действия моей не то драмы, не то комедии. Скорее, впрочем, комедии.
В этой пьесе я хотел сказать, что и в навозе жизни, и в самой кошмарной гуще ее любовь родит драгоценнейшие жемчужины.
Пьеса мною уже закончена.
Е. Я…
(«Театры». — «Голос Москвы», 1913, 5 января, № 4, с. 4)
12
В поздних редакциях названа «Петушок», с подзаголовком «Неделя в Туреневе».
13
Привожу библиографию произведений А. Бостром (без детских рассказов, печатавшихся в петербургских и московских журналах «Огонек», «Родник», «Детское чтение», «Детский мирок», «Задушевное слово», «Пчелка» и др., а также без публицистических статей и заметок).
14
Интересно, например, обнаруженное письмо А. А. Бострома Александре Леонтьевне от 31 октября 1905 года, в котором приведено стихотворение А. Толстого с ужо внесенными Бостромом поправками в пяти строках. Одно из лучших в той революционной лирике, которой молодой Толстой откликнулся на события 1905 года, стихотворение это до сих пор не было известно. Это небольшая баллада без названия в форме монолога: герой подает команды засевшим в доме участникам восстания, и в его словах возникает для нас картина боя:
Живо, товарищи, двери заприте!
В руки оружье! Живее берите!
Все ли на месте? Какой недогадливый!
Это — что? Даром здесь камни навалены?
«Стойте!» — кричат нам царевы приспешники.
Просят, чтоб сдались. Вот-то насмешники.
Забаррикадировавшиеся участники восстания у А. Толстого — это скорее вчерашние крестьяне не без черт уличной вольницы, чем сознательные рабочие:
…Ну-ка, гостинца пошли кирпичами.
Пусть-ка узнают, как меряться с нами.
Эх ты, Петруха, не для-ча совался.
Я говорил, вот за это нарвался.
Вот еще двое… Да кровь-то уймите.
Голову выше… рубашку порвите.
Слышь! Обошли!.. Да приприте же двери!
Сгинь пропадом они, подлые звери.
В кучу стреляйте, не жалко народа.
С нами Россия! Пред нами свобода!..
Последние слова героя, сраженного жандармской пулей: «Слава за нами! Умремте же, братья!». «…Стихотворение без названия очень симпатично по замыслу, — писал А. А. Бостром. — К сожалению, полно ярких отступлений от размера…» Стремлением устранить этот ритмический «диссонанс» и была вызвана его правка.
Письмо А. А. Бострома интересно еще и в другом отношении. Оно подтверждает вывод Ю. А. Крестинского, что разысканное им в казанской либеральной газете «Волжский листок» от 6 декабря 1905 года стихотворение «Далекие», посвященное политическим ссыльным в Сибири, за подписью «А. Т.», принадлежит А. Толстому и, таким образом, «…впервые Толстой выступил в печати 6 декабря 1905 г. со стихотворением, навеянным революционными событиями» (Ю. А. Крестинский. А. Н. Толстой: Жизнь и творчество, с. 43). Раскрывая подпись «А. Т.» под газетным стихотворением, литературовед опирался лишь на косвенные данные. В найденном теперь письме А. А. Бостром пишет прямо: «Спасибо за присылку Лелиных стихотворений. Мне очень понравилось последнее — «Далекие». Чрезвычайно поэтично».
15
«Только солдату везет, Мук» (нем.).
16
В немецком тексте слово «врач» в обоих случаях употреблено в женском роде, что будет иметь значение в дальнейшем повествовании. — Ю. О.
17
Хелли — Елена Вайгель, жена Б. Брехта; Барбара и Штеф — дочь и сын писателя.
18
Так сокращенно именовалось Издательство иностранных рабочих в СССР.
19
Чувства, вызванные смертью М. Штеффин, навеяли, видимо, одну из частей «Вариации для фортепиано» Ганса Эйслера. Во всяком случае в рукописном автографе произведения над 1-м финалом композитор отметил: «Траурный марш (для Греты)» и дал сноску: «Умерла от туберкулеза во время эмигрантских скитаний». (См.: Hanns Eisler. «Gespräche mit Hans Bunge…», S. 345.)
20
Деревушка в Дании, где в то время постоянно жил Брехт.
21
Элизабет Гауптман, немецкий литератор, активно сотрудничала с Брехтом с 1924 года. В сложной ситуации середины 30-х годов, связанной с приходом к власти фашистского режима в Германии, велись переговоры о ее возможном переезде на жительство в СССР.
22
Неологизм Брехта, образованный от имени Барнум, как звали когда-то в Германии владельца крупного цирка, — ловкач, циркач.
23
Т. е. КПГ, через которую шло оформление М. Штеффин на лечение в СССР.
24
Баварский курорт, о котором уже упоминалось, — там проводили лето Б. Брехт и его семья.
25
Порция пива — порция известки (нем.).
26
