Юрий Галенович - Великий Мао. «Гений и злодейство»
Организатором конкретной работы в сфере внешней политики был поставленный Мао Цзэдуном на этот пост премьер ГАС КНР и по совместительству министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Он же выступал в качестве члена высшего руководства КПК: члена Политбюро ЦК КПК, члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, заместителя председателя ЦК КПК. Одним словом, именно Чжоу Эньлай выражал и конкретизировал внешнюю политику Мао Цзэдуна, в том числе и прежде всего в отношении ВКП(б) – СССР.
При этом исходная позиция Чжоу Эньлая состояла в том, чтобы «отстаивать независимость» китайской нации[262]. В весьма значительной степени благодаря усилиям и дипломатическим способностям Чжоу Эньлая, который выполнял стратегические замыслы Мао Цзэдуна, были осуществлены большие изменения во внешней политике КПК – КНР в отношении СССР и США, если брать в целом все, что было сделано с 1949 по 1976 г.: китайско-американские отношения были от противостояния через диалог доведены до учреждения на взаимной основе миссий связи в столицах обеих стран (косвенным следствием этого явился приход представителей Мао Цзэдуна в ООН), а китайско-советские отношения были от союза через период раскола приведены к противостоянию. В КПК – КНР это расценивалось как проявление в полной мере идеи Чжоу Эньлая (а по сути дела, Мао Цзэдуна) о независимой внешней политике КНР.[263]
Здесь Мао Цзэдун, очевидно при помощи Чжоу Эньлая, использовал вопрос о принципе суверенитета. И в СССР, и в КНР было нечто общее при взгляде на этот вопрос: в обеих странах полагали, что принцип суверенитета – это необходимый принцип международных отношений, что все страны должны уважать его, что на суверенитет никто не имеет права посягать. По крайней мере номинально, в декларативном плане, и Сталин, и Мао Цзэдун одинаково смотрели на этот вопрос. Очевидно, они полагали выгодным, ссылаясь на такой принцип, требовать невмешательства зарубежных стран во внутренние дела СССР и КНР, а также проводить свою особую внешнюю политику.
В то же время у Сталина и Мао Цзэдуна, особенно сразу же после образования КНР, возникли и начали углубляться разногласия по этому вопросу.
Сталин полагал, что тогда, когда речь шла об отношениях между собой социалистических государств (а даже в наименованиях двух государств, СССР и КНР, это нашло в каждом случае свое выражение, ибо применительно к СССР присутствовало само слово «социалистический», а применительно к КНР слово «народный», что, с поправкой на период после Второй мировой войны, означало также характеристику классовой природы государства), то ряд принципов международных отношений, в том числе и принцип суверенитета, безусловно, как бы сами собой, подразумевались; более того, характер отношений между ними вполне естественно изначально приобретал черты дружелюбия, братства, глубочайшего идейного единства. Одним словом, отношения между странами с различным общественным строем находились на той ступени, когда важно было добиваться соблюдения ряда принципов, в том числе и принципа суверенитета. Очевидно, с точки зрения Сталина (а в данном случае и Мао Цзэдуна), обращение к принципам международного права, в частности к принципу суверенитета, было одним из приемов классовой борьбы на международной арене против враждебных социализму империалистических государств.
Сталин также полагал, что отношения социалистических стран находились на иной, более высокой – с точки зрения теории, которой он руководствовался, – ступени развития, где речь не шла об абстрактном, оторванном от классового содержания суверенитете по той, казалось бы, простой причине, что это (как бы) само собой разумелось, а главное, значительно более важное, чем суверенитет, состояло в том, чтобы развивать отношения классовой дружбы, а в необходимых случаях и союза, взаимной, в том числе военной, помощи социалистических стран как составных частей единого социалистического лагеря.
Мао Цзэдун видел ситуацию по-иному. Он полагал, что именно принадлежность социалистических стран к некой общности, отнесение ими самих себя к социалистическим странам, признание ими, что они, каждая в отдельности и все вместе, являются странами с социалистическим общественным строем, влекли за собой ущемление принципа суверенитета. Мао Цзэдун исходил из того, что навязанное Сталиным превалирование интернационализма (социалистического интернационализма) над принципом суверенитета, вознесение интернационализма над суверенитетом, требование подчинять свои национальные интересы неким общим социалистическим интересам, а по существу, интересам одной страны – Советского Союза, то есть сама практика отношений между государствами, и заставили КПК – КНР выступать в защиту соблюдения принципа суверенитета в отношениях между социалистическими странами.
По сути дела, Сталин выносил принцип суверенитета за границы социалистического лагеря; Мао Цзэдун настаивал на внесении принципа суверенитета внутрь социалистического лагеря. Сталин под прикрытием тезиса о пролетарском интернационализме стремился подчинить себе другие нации; Мао Цзэдун под прикрытием принципа суверенитета пытался освободиться от опеки Сталина. По сути дела, Сталин был с точки зрения классовой теории более последователен, чем Мао Цзэдун. В то же время и Сталин, и Мао Цзэдун лишь прикрывали теоретическими рассуждениями свою практическую политику, в которой каждый из них ставил превыше всего свои личные интересы, а также по-своему понимавшиеся ими интересы своих наций. Сталин маскировал классовой теорией свой национализм, ущемление национальных интересов других стран. Мао Цзэдун же до поры до времени поднимал знамя суверенитета, чтобы освободиться от зависимости от Сталина, СССР, КПСС. В то же время такая позиция Мао Цзэдуна была временной и ограниченной по месту действия, так как она была предназначена для того, чтобы изменить характер взаимоотношений между КНР и СССР. Когда Мао Цзэдун ощущал свою силу, он сам стремился выступать в роли такого же «старшего брата», что и Сталин. Так было, в частности, в отношениях Мао Цзэдуна с севером Кореи, такие попытки он делал и в отношениях с севером Вьетнама. Более того, когда Сталин умер, Мао Цзэдун стал претендовать на его место и теперь уже сам попытался поставить в зависимость от своей воли национальные интересы Советского Союза.
Весьма характерным в этой связи представляется признание в КПК – КНР того факта, что в 50-х гг. Чжоу Эньлай считал, что в условиях противостояния двух лагерей – лагеря социализма и лагеря империализма, – имея в виду такую цель, как оказание сопротивления главной угрозе для независимости и суверенитета КНР, которую тогда создавали США, заключение КНР союза с СССР (то есть договора, датированного 14 февраля 1950 г.) было необходимым; можно было понять, почему обе стороны пошли на самоограничения.[264]
