Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке
XX век заканчивается, вместе с ним уходит золотое время космонавтики. Как пик ее достижений, завершает свой полет станция «Мир», как покоренная вершина, как ее символ. По размаху и вложенному труду, по многогранности технических средств и выполненных операций, по продолжительности миссий и непредсказуемости событий, по красоте и притягательной силе, по многим другим факторам и характеристикам «Мир» не имеет себе равных. Даже полет на Луну по программе «Аполлон» чем?то уступает этой программе.
Пройдут годы, забудутся, сотрутся детали, разгладятся морщины, в памяти останутся рассказы и легенды, а фотографии донесут до потомков почти фантастическую картину, этот памятник ушедшему веку: на фоне черного бездонного космоса уголок голубой планеты, и могучий Орбитер американского Спейс Шаттла на подлете к нашему «Миру» — Эйфелевой башне советской космонавтики.
Когда в феврале 1986 года выбирали название новой станции, ей не присвоили очередной номер «Салюта» — может быть, потому, что последний из них, седьмой из этого длинного ряда, все еще летал на орбите и планы его использования ещё не были исчерпаны. Все?таки, мне думается, интуиция тех, кто выбрал новое название, их не подвела. Станция превратилась в орбитальный комплекс (ОК), а имя ей подыскали совсем глобальное — «Мир».
Как известно, это слово имеет в русском языке два значения. В Советском Союзе его очень любили, можно сказать — вдвойне. «Миру–мир» — был очень популярным лозунгом, потому что, как провозглашали наши лидеры, в мировом соревновании коммунизм победит во всем мире.
Не победил. Не мог победить с выбранным подходом. Сила оружия не в счет. Его произвели так много, что, похоже, хватит на всех, своих и чужих, и очень надолго. Глобальную борьбу за мир провозгласил еще Сталин после окончания Войны. Когда в СССР испытали атомную, а затем водородную бомбу, популярной стала миниатюра, которая начиналась с вопроса: «Будет ли война?» Ответ: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».
В последующие десятилетия борьба за мир продолжалась на всех фронтах, за мир во всех смыслах этого слова.
Космос принадлежит всему миру. Наш космический «Мир» тоже стал принадлежать всему миру. На нем побывали космонавты многих наций и национальностей. В конце концов, мы сделали так, чтобы там побывали, пожили и поработали американские астронавты.
В 1998 году наступил последний этап борьбы за «Мир». До середины года программа держалась за счет того, что на станцию летали интернациональные космонавты и астронавты. С июньской миссией STS-91 завершилась программа «Мир» — «Шаттл». Экономическое положение программы усугубилось в силу резкого ухудшения общей ситуации в стране. Пока премьером оставался В. Черномырдин, которого связывало многое с прошлым страны, хоть и со сбоями, но как?то работали обещания. Мартовская смена премьера с назначением С. Кириенко была неожиданной и, по началу, не очень понятной. Только через несколько месяцев стало ясно, что от нового премьера нечего ждать поддержки старому, отживающему свою жизнь «Миру». У нас испарились последние иллюзии, а у Правительства их не было с самого начала. Тем не менее руководство программы, особенно Ю. Семенов, предприняли отчаянные попытки достать деньги на то, чтобы, как это сформулировали, цивилизованно окончить программу. Эти формулировки вошли в письмо Президенту и Премьеру, и даже в проекты открытых обращений президентам и правителям всех других стран, а также в ООН.
Ситуация, в принципе, оказалось нешуточной: при неуправляемом полете станция снижалась и падала на Землю в виде «дождя» из остатков весом от нескольких центнеров до нескольких килограмм. Осколки разрушенного «Мира» могут накрыть территорию многих стран, лежащих между 52 параллелями южной и северной широты. В этих странах проживает 90 с лишним процентов всего населения Земли. Вероятность того, что они свалятся «на головы беспечных парижан» или более предусмотрительных народов, не так уж и мала. Дважды пронесло: американский 70–тонный «Скайлэб» разбросало по пустынной территории Австралии, а советский «Салют-7» — в Аргентине, убив одну корову. Третий раз может стать более серьезным — в космосе летает 140 тонн потенциальной шрапнели.
Мое поколение, дети Войны, тоже завершает свои витки. В 1999 году последний ребенок, родившийся в 30–е годы, достигнет пенсионного возраста Дети родившиеся в самый канун Войны, и совсем немногие в военное лихолетье, тоже на пороге этого рубежа. Очень многое уйдет вместе с нами, целом в России и в космонавтике, которой мы отдали так много.
Все когда?нибудь кончается. Подходит к концу бурный XX век, со всеми его частными и глобальными событиями. Отшумели мировые войны. Первая принесла и оставила после себя диктатуры с экстремистской идеологией и милитаристской направленностью. Вторая Война, ставшая последствием первой, привела к созданию супероружия и глобальных средств его доставки. Выход в космос, сама космическая техника завершили переход земных технологий на глобальный уровень, сблизили все страны и континенты, превратили их в глобальную цивилизацию, балансирующую на грани вселенских катастроф под наблюдением внеземных средств контроля и связи.
Мы подошли к началу нового века и третьего тысячелетия. Что принесет н нам? Мы, космические инженеры, начинаем его с международной космической станции (МКС). Эта новая космическая программа, как и предыдущие, отражает особенности своего времени, со всеми его атрибутами.
Заглянуть в это время я попытаюсь в последнем, 100–м рассказе книги.
ГДЕ ТВОЙ УДЕЛ, РОССИЯ?
Все имеет свой конец. Закончилась советская эпоха. Подходит к концу XX век. Наш космический «Мир» тоже доживает свое время. Это завершающая часть эпилога книги.
Однако жизнь на этом не кончается, она будет продолжаться и после нас. Какой она будет в XXI веке, как будут развиваться события на планете Земля, вокруг нас и в России? Такие вопросы задавали себе миллионы людей в разных странах во все времена.
«Наблюдай конец жизни» — гласит последняя мудрость древних. Философы наших предков были склонны к созерцанию, и не только в преклонном, но и в активном возрасте. В XX веке философия стала активной, даже агрессивной. Время научило нас бороться до конца, пытаться изменить ситуацию в свою пользу. Действия требуют планов, руководить — это значит предвидеть.
Работая над этим заключительным разделом, я пытался осознать пережитое в космонавтике и в тех условиях, в которых мы работали и жили, в России и в мире. В этом начальном варианте было написано о многом. Там говорилось о том, с чем пришла российская космонавтика к концу века, и даже о том, чего не было, но могло быть. Думая о том, что надо сделать, чтобы сохранить уникальную базу и передать опыт молодым, я написал о малых и о больших проблемах в стране и в мире. А. Солженицына так волнует судьба многострадальной страны, в которой ему привелось так много испытать. Над ним бесстыдно посмеялись политики, а ведь наряду с моральными призывами у него много реальных конструктивных предложений. Однако мне хотелось самому понять, как обустроить космонавтику не в ущерб остальным людям на Земле. Я написал о российских предприятиях и о кооперации с Западом и Востоком. В целом получился этакий социально–политический памфлет. В тот день, когда Дума с первого захода приняла бюджет на 1999 год в размере 20 млрд долларов, я решил даже не печатать написанное. На следующее утро появились заключительные строки.
