Джон Толкин - Джон Р. Р. Толкин. Письма
(Ты, конечно же, разделяешь это ощущение, особенно в том, что касается писем). С тех пор как я достиг совершеннолетия и закончилась наша трехлетняя разлука, мы делили на двоих все наши радости и горести, и все наши мнения (в согласии или иначе), так что я до сих пор зачастую ловлю себя на том, что думаю: «Надо рассказать об этом Э.», — а в следующий миг внезапно чувствую себя точно потерпевший кораблекрушение, что остался один-одинешенек на бесплодном острове под равнодушным небом, утратив огромный корабль. Помню, я пытался описать это чувство Марджори Инклдон[478], когда мне еще тринадцати не исполнилось, после смерти матери (9 ноября 1904 г.), и тщетно указывал на небеса, говоря: «Так пусто, так холодно». Помню еще как, после смерти о. Френсиса, моего «второго отца» (в возрасте 77 лет в 1934 г.){Собственно говоря, он приходился бы практически ровесником моему родному отцу, будь тот жив: оба родились в 1857 г., Френсис в конце января, а мой отец — в середине февраля. — Прим. авт.}, говорил К. С. Льюису: «Чувствую себя так, словно реальный мир сгинул, а я, единственный уцелевший, затерян в новом, чужом для меня мире». Но, разумеется, эти горести, при всей их остроте (особенно первая) настигли меня в юности, когда жизнь и работа только начинались. В 1904 г. нам (Х[илари] и мне) нежданно-негаданно достался чудесный дар — любовь, забота и юмор о. Френсиса, и только через 5 лет (равные двадцатилетнему опыту последующей жизни) я встретил Лутиэн Тинувиэль моего собственного, личного «романа» — с длинными, темными волосами, глазами, как звезды, и мелодичным голосом. В 1934 г. она все еще была со мною, и ее прекрасные дети — тоже. А теперь вот она ушла раньше Берена, оставив его и впрямь одноруким, да только не обладает он властью растрогать неумолимого Мандоса, и нет Дор Гюрт и куйнар, Земли Умерших, что Живы, в этом Падшем Королевстве Арды, где поклоняются прислужникам Моргота…..
333 К Рейнеру Анвину 16 марта 1972
Мертон-Колледж
Дорогой Р.!
Все, что вы для меня делаете, преисполняет меня глубокой благодарности.
Я наконец-то ВЬЕХАЛ, еще во вторник, но еще не «обосновался» толком. Погода (похоже на образчик нашей обычной «свадебной» погоды, нагрянувшей слишком рано) изрядно меня подбадривает. Обширный склон в Преподавательских садах{Во многих оксфордских колледжах, в том числе и в Мертоне, есть сады, предназначенные исключительно для пользования преподавателей, членов совета колледжа (Fellows), и запирающиеся на ключ.} — точь-в-точь передний план какого-нибудь прерафаэлитского полотна: ослепительная зелень, а в ней, точно Млечный Путь, звездочки синих анемонов, пурпурных/белых/желтых крокусов, и последний из сюрпризов — повсюду порхают бабочки: и луговые желтушки, и павлиний глаз, и крапивницы.
Надеюсь меньше чем за неделю привести «квартиру» в порядок, — останется лишь предпринять последнее усилие (забрать библиотеку со склада). Я питаю слабую надежду, что, может статься, вы с женой выберете какой-нибудь ясный денек и навестите меня.
Извините за каракули.
Неизменно Ваш, ДЖ. Р. Р. Т.
334 К Рейнеру Анвину
28 марта 1972 г. в Букингемском дворце Толкину вручили орден Британской империи второй степени. Рейнер Анвин устроил ужин в его честь в клубе «Гаррик»{Лондонский клуб актеров, писателей, журналистов, названный так в честь знаменитого актера Д. Гаррика (основан в 1831 г.)}, а издательство «Аллен эндАнвин» забронировало ему номер в лондонском отеле «Браунз»{Лондонский отель высшего класса в районе Мейфэр.}.
30 марта 1972
Мертон-Колледж
Дорогой мой Рейнер!
Я не нахожу слов, чтобы отблагодарить вас должным образом за вашу доброту и великодушие и от себя самого, и от имени Джона и Присциллы за все, что вы для нас сделали, дабы 27 и 28 марта стали событием отрадным и незабываемым.
Вечер доставил мне массу удовольствия, и не в последнюю очередь потому, что всякий раз, как я оглядывался по сторонам, все вокруг, похоже, веселились не меньше моего. Спал я крепко (в комфортном-то «Браунз»!), но недолго, и проснулся в 6 утра от шума дождя и ветра; однако я верил, что удача на моей стороне, и ничуть не удивился, когда ради такого случая ярко засияло солнце.
Благодаря опытности и любезности вашего шофера туда и обратно мы добрались без сучка, без задоринки. В самом дворце церемонии, особенно для «награждаемых», сопровождались некоторой скукой (не вовсе лишенной комических штрихов). Но моя недолгая встреча с королевой и те несколько слов, которыми мы обменялись, меня глубоко растрогали. Совершенно не похоже на то, чего я ожидал. Но пока ничего более к этому не добавлю. Не случится ли часом возможности с вами повидаться, пока воспоминания еще свежи?….
Неизменно Ваш, РОНАЛЬД ТОЛКИН.
А не могли бы вы называть меня просто по имени? Я теперь принят в здешнее сообщество, — а в нем давно вошло в привычку обращение по именам, вне зависимости от возраста или должности; а поскольку вы ныне оч. старый друг и притом весьма дорогой, мне бы ужасно хотелось и с вами быть «familiaris»{Друг, знакомый (лат.); т. е. держаться запросто, по-семейному.}. P.
335 Из письма к Майклу Самону 18 мая 1972
Спасибо за ваше письмо, такое сердечное, и за ваш интерес к моим произведениям в целом. Однако ж ныне я — старик, что изо всех сил тщится закончить хотя бы некоторые из своих трудов. Любая дополнительная работа, пусть и пустяковая, уменьшает мои шансы когда-либо опубликовать «Сильмариллион». Так что, надеюсь, вы поймете, отчего для меня никак невозможно тратить время на комментарии о себе самом или своих книгах.
336 Из письма к сэру Патрику Брауну 23 мая 1972
В том, чтобы стать культовой фигурой еще при жизни, боюсь, приятного мало. И тем не менее я не нахожу, что это способствует зазнайству; сам я чувствую себя ужас каким маленьким и ничтожным. Но даже нос самого скромного из идолов (помоложе, чем Чу-Бу, и немногим старше Шимиша)[479] никак не может не пощекотать сладкий аромат фимиама!
337 Из письма к «мистеру Ригли» 25 мая 1972
Боюсь, вы, того и гляди, окажетесь правы, утверждая, что поиск источников «Властелина Колец» займет не одно поколение ученых. Мне очень жаль, что это так. На мой взгляд, самое интересное — это данное конкретное использование мотива в данной конкретной ситуации, будь то мотив вымышленный, намеренно заимствованный или бессознательно всплывший в памяти.
