Николай Внуков - Тот, кто называл себя О.Генри
— Ладно, — сказал Эль. — Ты рассказывал о Себастьяно.
— Такие люди, как дон Себастьяно, долго не живут на земле, — Рэйдлер откинулся на спинку стула. — Своей смертью умирают только те, кто действует исподтишка. А дон Себастьяно был открытым и смелым человеком. Только жестокости у него было больше, чем нужно. Он всегда сначала стрелял, а потом разбирался что к чему.
В ту осень, когда меня сцапали, мы угнали у какого-то скотовода пять сотен бычков. И каких, если бы вы только видели! Все один к одному, как братья родные, крепенькие, рыжие, и между рогов такая кудрявая челочка, словно молодой мох. Да. Это было самое крупное дело за весь год. Пять сотен! Это была лебединая песня дона Себастьяно, друзья! И всего полдня перехода до мексиканской границы.
Отхватили мы за свое стадо две тысячи монет. Себастьяно назначил нам время и место очередного сбора и распустил на отдых. В Штаты мы пробирались поодиночке. Так спокойнее, безопаснее.
Я возвращался домой через «Ручку». И, несмотря на триста монет в кармане, мне почему-то было тоскливо. То ли от природы вокруг, то ли от отчаянной бездомной жизни. Когда в полумиле впереди я увидел дымок, то с такой силой пришпорил свою кобылу, что прорезал ей шкуру на правом боку. И знаете, что мне виделось, пока я скакал к хижине? Большущая миска горячей мясной похлебки, которую ставят передо мной женские руки, сильные руки женщины, привыкшей к работе в поле, и в загоне для скота, и в доме, и умеющие держать ружье, если понадобится.
Черт возьми, ребята, я мечтал только о таких женщинах. Только к таким меня тянуло. А на этих дохленьких горожанок я и смотреть не хотел. Женщина должна быть такой, чтобы можно было почувствовать ее в руках, верно я говорю, Эльджи?
Эль усмехнулся и пожал плечами.
— Не знаю. У меня почти не было времени заниматься женщинами.
Рэйдлер вздохнул.
— И вот, ребята, — сказал он, — только я подъехал к дому и забросил поводья на коновязь, выходит навстречу мне женщина. Я как увидел ее, прислонился спиной к своей кобыле и стою. Шагу вперед ступить не могу. Потому что была она точь-в-точь такая, какая нужно. Высокая, крепкая, глаза чуточку раскосые и блестят, а волосы — что твой испанский ковыль. А за ней ребятенок стоит. Мальчишка. Лет этак пяти-шести. Палец засунул в рот, смотрит на меня и ни капельки не боится. Шустрый такой.
Я все стою, а она подходит к моей кобыле, гладит ее рукой по холке, а потом говорит мне: «Здравствуйте». И таким голосом, как будто только меня и ждала.
Через несколько минут я сидел в хижине за столом, маленький краснокожий чертенок дергал меня за шнурки сомбреро, а хозяйка рассказывала.
Оказывается, ее муж отправился неделю тому назад в город, чтобы запастись провизией, да так и забыл вернуться.
Я ничего не ел целых два дня, а она со своим сыном почти четыре. Кстати, звали ее Эмилия. Эмилия Лингворт, вот как. Самое близкое ранчо находилось в двенадцати милях, я отправился туда и привез еды для всего семейства.
Какой она приготовила обед, ребята, если бы вы только знали! Я такого в жизни не пробовал. А к столу она подавала как принцесса. Я глаз от нее не мог отвести. И все, что она говорила, казалось мне музыкой. А маленький веснушчатый паршивец устроился у меня на коленях и потихоньку подбирался к моей шестизарядке. Замечательный был парнишка, скажу вам! И знаете, эти несколько часов рядом с женщиной в заброшенном степном ранчо были моим единственным настоящим приключением за много лет!
После обеда она рассказала, что банкир из соседнего города надул ее на тысячу двести долларов. Предложил ей купить какие-то акции, и в результате она потеряла все свои деньги. Она в этих делах ничего не смыслила, совсем как ребенок.
И тут на меня нашло. «Ну постой же, проклятый торгаш, — сказал я, — я выбью из тебя эти тысячу двести монет, и ты на весь остаток жизни запомнишь день продажи своих проклятых акций. Ты узнаешь, что на свете существует Билли Рэйдлер с Индейской территории, и ты увидишь, что он человек справедливый и, если нужно, сумеет защитить слабого».
Банк находился в городишке Вермонт. Я приехал туда на следующий день минут за сорок до его закрытия. Вошел в комнату, где помещалась касса. Там было всего три человека, какие-то городские хлюпики в очках и с портфелями. Я сунул в окошко кассиру пачку акций и кольт вместо чековой книжки и приказал выдать деньги, принадлежащие Эмилии Лингворт. Старик пожелтел как лимон и вывалил из сейфа на кассовый подоконник тысячу двести долларов, да еще около двадцати тысяч впридачу. Я забрал все и ускакал на ранчо.
Да, ребята, я решил жениться на Эмилии и навсегда покончить со старым. Я чувствовал себя свободным, с чистой совестью, точно послушная корова, которая мирно бредет со стадом, спокойно пережевывая свою жвачку. Мне казалось, что стоит сделать предложение Эмилии, и я получу отпущение всех былых грехов, и на меня снизойдет благополучие и тихий покой ее дома.
И я сделал ей предложение. В тот же вечер после ограбления банка. И она приняла его как королева, величественно и достойно. Я прожил семьянином пять дней, и какие это были сказочные дни, друзья! Мне казалось, что я попал в маленький степной рай. Вечерами она разжигала печурку, мы втроем садились у огня, и я мечтал о том, какие у нас будут бычки и овцы и какого пони я куплю Алексу — так звали мальчишку, и как мы переселимся в Калифорнию, и что будем там разводить на своей земле, и еще о многих чудесных вещах. Она слушала и соглашалась с каждым моим словом. Честное слово, лучше и покладистее женщины я никогда не видел.
А в это самое время за мной, оказывается, проследили полицейские ищейки от форта Смита до самого Вермонта. Сначала меня обвиняли в угоне скота, а теперь прибавилось еще ограбление банка. Этого с избытком хватало, чтобы засадить меня в Колумбус или в Пентонвилл до конца жизни.
Они приехали на ранчо утром шестого дня. Эмилия вышла из дома к колодцу за водой, но сразу же прибежала назад. Она потеряла по дороге платок с головы, волосы у нее рассыпались и глаза были испуганные.
— Полиция на ранчо! Они ищут тебя! Они перестреляют нас всех!
Она схватила маленького Алекса, унесла его в соседнюю комнату и снова появилась оттуда, держа в руках винчестер. На ходу она передернула затвор, проверяя, есть ли в магазине патроны. Теперь понимаете, что это была за женщина?
Я выхватил кольт и выглянул в окно. Почти у самого моего лица вспыхнул выстрел, и пуля разбила что-то на столе. В тот же миг над моим ухом оглушительно ударил винчестер. А потом началась карусель. Я стрелял, прикрывая левой рукой лицо от осколков стекла, сыпавшихся из оконных рам. Когда патроны в барабане кончались, начинала стрелять Эмилия, давая мне время перезарядить револьвер.
